Пробуждение

В кильватер «Скорому» вытягивались «Сердитый» и «Бодрый». Следом за ними снялся с якоря «Тревожный» с красным флагом на мачте. В углу мостика с низко опущенной головой стоял Николай Николаевич Оводов. На мостике было много матросов.

На Светланской драгуны теснили рабочих и матросов к зданию Сибирского флотского экипажа. Раздавалось гиканье конников. В ответ грохотали винтовочные выстрелы…

«Безупречному» в этот день полагалось грузиться углем. Вспомнив об этом, я приказал горнисту играть «Аврал». Не успели смолкнуть звуки горна, как на мостик взбежали четверо матросов и сами сыграли «Боевая тревога!». В это время другая группа расклепала якорную цепь. Меня оттеснили в сторону. Возмущенный их своеволием, я задыхался, не в силах выговорить ни слова. Они сдернули с мачты Андреевский флаг, подняли — красный.

— Уходите с корабля, ваше благородие, пока трап но убрали, — с клокочущей злостью прошипел мне на ухо рулевой Гвоздеев. — А то потом поздно будет. — Коричневые зрачки его помутнели, остановись на мне. — Или вам хочется рыб собою покормить? Не сове-ту-ем!

Он положил руки на рулевое колесо, отставил ногу. Не глядя на меня, но чувствуя, что я не собираюсь уходить, продолжал:

— Не с японцами, чай, воевать собрались. Из буржуев потроха выпускать идем, ваше благородие. Жарковато будет! И не ваше дело теперь толкаться на мостике, барин!

— Я не барин, — глухо возразил я. — И с корабля уйду последним.

— Посмотрим.

Заработал гребной винт. Взвихрив у стенки зеленопенную воду, «Безупречный» дал ход.

— Идите в каюту, ваше благородие, и не мешайте нам, — обернувшись ко мне, бросил Гвоздеев.

Тяжелым камнем перевернулись внутри боль, и обида, и оскорбленное командирское достоинство.

На верхней палубе, в машинно-котельном отделении и на мостике хозяевами были восставшие. Снарядный погреб, пирамиды с оружием захватили кондукторы с примкнувшей к ним частью нижних чинов. Во главе с Кузьмой Цукановым они охраняли двери и люки в нижнее помещение.

В это время «Тревожный» дал залп. Он шел с намерением выстроиться в кильватер «Бодрому». «Грозовой» пересек ему курс. С развернутыми в его сторону орудиями «Грозовой» шел к нему на сближение вплотную. Лейтенант Назимов своим миноносцем отсекал «Тревожный» от строя восставших кораблей, прижимал к противоположному берегу. Он стоял на мостике в напряженно-воинственной позе и, потрясая мегафоном, громко ругался.

— Спусти флаг, Оводов, — кричал он, — или я потоплю «Тревожный» вместе с твоими бунтовщиками!

Когда «Тревожный» ткнулся в стенку Угольной гавани, «Грозовой» отвернул и погнался за мной. Орудия «Грозового» были направлены в корму «Безупречному».

— Наведите порядок, лейтенант Евдокимов, — послышался голос Назимова.

«Выслуживается, а трусит, — подумал я, уловив в голосе нотки растерянности. — Крепостник! Застрелить готов отца родного, коли прикажут».

Гвоздеев положил руль лево на борт. От сильного толчка я чуть не упал за борт. Миноносец ударился форштевнем в край угольной площадки. Началась паника. Матросы стали прыгать на стенку. Из внутренних помещений хлынула наверх часть команды, не поддавшаяся восстанию. До них дошел слух, что «Безупречный» будет потоплен.

Я остался на мостике один. «Грозовой» лег на курс по направлению к канонерской лодке «Маньчжур». Канонерка стояла на якоре в горле бухты, у входа в Уссурийский залив, недалеко от угольной площадки. «Маньчжур» был самый сильный артиллерийский корабль на рейде. (Крейсер «Аскольд» все еще ремонтировался, и орудия его были разобраны.) Мое внимание привлекла канонерская лодка. На баке ее было черно от бушлатов. Матросы шумели, кричали, требовали. Несколько офицеров стояли напротив. Видимо, уговаривали. В шуме десятков голосов слов разобрать было невозможно.

На правом шкафуте внезапно появился капитан первого ранга Раден.

— Горнист! Играть «Тревогу»! — зычным голосом скомандовал он. — Караул, с ружьями на шканцы!

Из толпы выступило несколько матросов.

— Братцы! Не надо играть «Тревогу»! — закричали они. — Вашими руками драконы собираются нас расстреливать!

— Бей извергов! — раздался на канонерке громкий крик, похожий на вопль. — За борт их!

— Господа офицеры, к пулеметам! — невозмутимо командовал Раден.

Десятка два офицеров и кондукторов бросились к пулеметам. Из люка высунулся бородатый квартирмейстер с охапкой пулеметных лент.

— Зачем несешь ленты, сволочь? Назад! — раздался визгливый голос.

— Бей! Бросай за борт!

И черная масса бушлатов двинулась вслед за убегавшими офицерами. Те стали стрелять из револьверов. Несколько человек упало.

— Назад, ребята! Захватывай пушки! Поможем братьям с миноносцев!

— Сигнальщик! Давай красный флаг! — закричал матрос, пробегая мимо командира канонерской лодки.

Я видел, как матросы срывали флаги расцвечивания, поднятые по случаю памяти избавления царской семьи от угрожавшей опасности. Потом вдоль мачты поползло вверх большое ярко-красное полотнище.