Пробуждение

— Неужели я так изменился? — продолжал он, делая шаг вперед и снова протягивая руку. Но Марийка невольно отступила и чуть не упала. Петринский бросился к ней, поддержал, потом наконец взял за руку, надолго задержав в своей потной ладони. Марийка с трудом высвободилась из его объятий, залившись краской стыда. Впервые в жизни она не знала, что отвечать. А вопросы так и сыпались градом, не давая ей опомниться: сердится ли она на него, почему молчит, что случилось и так далее. Извиняясь за свой вид, он попросил ее присесть рядом на крыльце, пока он обуется. Что поделаешь, замучили эти мозоли, к тому же этот поезд и автобус!..

Марийка почти не слушала. Она боялась только, как бы не увидел кто-нибудь из односельчан, что она разговаривает с незнакомым человеком. Нетерпеливо дожидалась, пока он обуется и сойдет с крыльца. Но Петринский не спешил. Размахивал вонючими носками, вытряхивая из них пыль и мусор, старательно зашнуровывал туристические ботинки, пыхтел и скрежетал зубами, клоня мозоли и жару. Увидев, что Марийка смотрит на его битком набитый рюкзак, пояснил:

— Там бумага… И пишущая машинка… Другого богатства у меня нет… В этом смысл моей жизни.

Сказал, что приехал сюда, чтобы закончить роман «Утопия». Неизвестно зачем упомянул, что в редакции ему предлагали подписать договор, но он отказался из желания быть независимым. Рассматриваемые им в «Утопии» проблемы таковы, что требуют полной независимости от кого бы то ни было… Даже от семьи.

Вспомнив о семье и «семейных обязанностях», он немного помолчал, возможно, ожидая какого-нибудь вопроса, но Марийка ни о чем не спросила. Тогда он добавил со злостью:

— Я их бросил!.. Пусть теперь попробуют!.. Пусть поживут без меня… Они не заслуживают…

Но Марийка и теперь не спросила, что случилось и кто эти зловещие существа.

— Я им докажу, кто я и что я! — продолжал он.

Подошел вездесущий дед Радко Общинский, успевший проводить железнодорожника. Запыхавшийся, усталый, он явно чувствовал себя виновато перед гостем. Начал извиняться, что задержался, но зато теперь он готов помочь, чем может.

— Говори, Марийка! — обратился он к девушке.

— Дедушка Радко, — начала она, — надо разместить где-нибудь этого… товарища… Только что из Софии… Он останется в Сырнево подольше… Надо найти ему квартиру.

— Согласен, Марийка, — оборвал ее старик, — но где? У нас, в Сырнево, домов сколько хочешь, да все старые… заброшенные развалюхи… Где же я его размещу?

— Подумай, подумай!

— Что тут думать… У Стефана Чукурлиева была комната, но и ее уже заняли… Митко и Еленка заняли… Она им принадлежит по праву… У вас, насколько мне известно, места нет… Слышал, что и партийный собирается там обосноваться…

— Не было такого, бай Радко… Откуда только ты все выдумываешь, просто диву даюсь!

— Э, да я ничего плохого сказать не хочу, просто так, к слову пришлось… Там нельзя… У вас как-никак сейчас траур… неудобно… Понимаю… Там нельзя… Такие вот дела…

— Подумай, может, еще где-нибудь… Чтобы отдельно… Товарищ хочет поработать. Он пишет книгу… Это не шутка… Ему необходима тишина… Какое-нибудь место потише…

— Ясно, поуединеннее… Понимаю. Что-то вроде канцелярии… Чтобы мог и подумать… и люди чтобы не мешали.

— Именно! — подтвердила Марийка.

— Понимаю, понимаю, — продолжал бормотать старик, — тихое местечко… без шума и гама… Понимаю.

Петринский уже надел рюкзак и стоял, одной рукой опершись о перила, а через другую перекинув плащ. Стоял и наслаждался заботой, которую о нем проявляли. Значит, все-таки он этого заслуживает!

После долгих раздумий, тревог и обдумываний Общинский наконец вспомнил о старом доме в Тополиной стороне села.

— Есть там такое место! — заявил он. — Как я раньше-то не догадался!

— У Совы, что ли? — нахмурилась Марийка.

— Да. Большой дом, хороший.

— Удобный? — поинтересовался Петринский.

— А как же!.. Есть кровать, деревянная, двуспальная. Раньше там жил скотник со своей женой, он пас сельского быка… Есть и плита, можно готовить… И электричество. Во дворе — колодец с родниковой водой.

— Где этот дом? — снова спросил Петринский. — Когда я прошлый раз приезжал в Сырнево, не видел.

— Здесь, недалеко, — пояснил старик. — Это старинный дом, раньше в нем жили торговцы… Прочный, не сдвинешь… Ему уж, наверное, сто лет будет, если не больше!

— А причем здесь сова?

Старик засмеялся:

— Сову я убил; пугала по ночам детей, да и взрослых… Накинул на шею петлю и задушил… Сейчас там ни песен, ни криков… Осталось только название.

— Боитесь? — улыбнулась Марийка, лукаво глядя на писателя. — Это очень симпатичная птица… И полезная.

— Поела всех мышей в округе, — добавил дед Радко, — да и змей в саду… Сейчас там чисто… Последнюю гадюку я засек прутом прошлым летом, когда косил бурьян… Больше нет! Чисто!

— Значит, кровать там есть? — повторил Петринский, чтобы увести разговор в сторону от совы и гадюки.

— Есть, товарищ, есть, — успокоил его старик. — И кровать, и подушка, и одеяло, только простыней нет… Скотник с женой унесли. Говорят, что были их собственные… И башмаки на деревянной подошве есть, и лампочка электрическая…