— Я завтра уезжаю, племянница! А время идет.
— Но ты ведь снова вернешься?
— До того времени всё может случиться.
— Ничего не случится. Даю тебе честное слово.
Он засмеялся. Поддел вилкой огурец, с хрустом съел и снова огладил усы.
— Не имею ничего против породниться с таким человеком, как товарищ Балтов, но осторожность не помешает! Это первое, что я хотел тебе сказать… Второе — смотри с домом… А то я слыхал, крутится тут кое-кто вокруг тебя… и интересуется доставшимся по наследству домом… Никого не слушай, что бы ни предлагали… Пусть даже доллары… И разные другие суммы… Ты им не верь!
— Что за фантазии, дядя?
— Мой долг тебя предупредить… Доктор Москов наш человек, но влаевское отродье втерлось к нему в доверие… а сам свое гнет… Ты его не слушай… В-третьих — никаких характеристик, никаких записок кому бы то ни было… Ясно?
— Каких еще записок?
— Ну разных там рекомендаций, просьб и тому подобное… Собачник — мой враг! И если узнаю, что ты дала ему хоть какой нибудь такой документ, — конец! Отрекусь от тебя и больше не гляну в твою сторону… Понятно?.. Дело серьезное. Обо всем советуйся со мной… А если меня нет — с товарищем Балтовым!
Марийка засмеялась:
— Да как же так? Ведь и он тоже…
— Ему я доверяю…
— Слава богу, — продолжала она смеяться, — теперь у меня есть и опекун… Ну, спасибо!
— Я говорю, чтобы ты советовалась с ним только по этим вопросам, а не по всем… Можно и с доктором, но он легко поддается разным влияниям… А с собачником дело серьезное, дошло до прокурора… Еще немного, и тебя втянули бы в эту историю…
Он выпил еще стопку, и язык начал совсем заплетаться. Марийка больше не подливала. Даже предложила идти, а то еще нагорит за опоздание. Но когда она предложила проводить его, железнодорожник расхохотался: знать, великая миссия его провалилась, раз она сама взялась его поучать. Вот до чего довела проклятая ракия! А ведь он думал не пить и с начала и до конца держать строгую линию. Из последних сил пытаясь спасти свой авторитет, он сказал на прощание, застегивая куртку и надевая фуражку:
— И будь осторожна! Осторожна! Люди вокруг разные… А ты еще молодая, неопытная и зеленая. Не забывай тракториста… и ему подобных… Смотри в оба!
Она взяла его под руку, повела через двор, как когда-то водила больную бабушку. А он все давал последние наставления. На улице их догнал запыхавшийся дед Радко Общинский.
— Мария, Марийка!
Она удивленно оглянулась.
— Тебя зовут, — продолжал дед.
— К телефону?
— Нет, в амбулаторию… Какой-то товарищ из Софии!
— Как из Софии?
— Из Софии…
— На машине приехал?
— Нет, пешком пришел. — запутался дед Радко и рассмеялся над своей незадачливостью, — то есть я хочу сказать, что без машины… На автобусе…
Железнодорожник мрачно поглядел на племянницу — опять влипла в какую-то историю! Хотел о чем-то ее спросить, но Марийка, не дав ему раскрыть рта, велела Общинскому отвести порядок выпившего дядю домой. Напрямик через дворы и огороды она побежала в амбулаторию.
Грудь сдавило от мрачных предчувствий. Она бежала, придерживая волосы, развевающиеся на ветру. Лицо горело.
21
Петринский ждал ее у амбулатории, сидя на каменных ступенях крыльца. У его ног стоял выцветший рюкзак, доверху набитый бумагами, и портативная пишущая машинка. Другого багажа не было видно, если не считать зеленого плаща, брошенного на перила лестницы.
Когда Марийка прибежала, он уже выкурил вторую сигарету и собирался закурить третью. Он страшно устал с дороги. Мало того, что пришлось ехать поездом, а тут еще этот разбитый автобус, курсирующий между станцией и Сырнево. Он-то и доконал писателя. С непривычки разболелись старые мозоли. Пришлось снять не только туристические ботинки, но и носки, — чтобы не так пекло ноги. Рукава клетчатой рубашки, грязной и пропахшей по́том, закатал выше локтя. Над плешивой головой кружились мухи, привлеченные бриллиантином на остатках шевелюры, но ему было лень их отгонять.
Увидав его в таком неряшливом виде, в рубахе нараспашку, к тому же и небритого — бакенбарды почти сливались с рыжей, клочковатой бороденкой, — Марийка сначала его не узнала. Подумала, что это один из «хиппи», молва о которых в свое время достигла и Сырнево. С некоторой опаской подошла к крыльцу, но когда он ей улыбнулся и встал, протягивая руку, тут же узнала, заволновалась и даже как-то замешкалась и, сама того не желая, не подала руки, потому что смотрела на него во все глаза.
— Не узнаете? — спросил, улыбаясь, Петринский.
Она не отрывала взгляда от его босых ног.