Пробуждение

Миссис Понтелье всегда проявляла щедрость в отношении содержимого таких коробок. Она привыкла получать их от мужа, когда уезжала из дому. Паштет и фрукты были переданы в столовую, конфеты розданы всем желающим. И местные дамы, привередливо, с некоторой жадностью выбирая пальцами из предложенного, все в один голос заявили, что мистер Понтелье – лучший муж на свете. Миссис Понтелье была вынуждена признать, что действительно не знает никого лучше.

Глава IV

Мистеру Понтелье было бы непросто определить, к собственному или чьему бы то ни было удовлетворению, в чем его жена плохо справлялась со своими обязанностями в отношении детей. Он больше ощущал, чем постигал это, и никогда не высказывал своих подозрений. Однако, когда один из маленьких Понтелье, играя, падал и ушибался, малыш вовсе не склонен был бросаться с плачем к матери в поисках утешения. Скорее всего, он бы поднялся сам, вытер слезы на глазах, а песок – с губ и продолжил играть.

Совсем еще дети, мальчуганы держались вместе и всегда стояли на своем, отстаивая свой интерес громкими голосами, чем чаще всего одерживали победу над неженками. Няня воспринималась мальчишками как досадная помеха и нужна была только для того, чтобы застегивать манжеты и штанишки, а также причесывать волосы и делать на голове пробор. Поскольку таков был закон приличного общества – волосы должны быть разделены на пробор и тщательно причесаны.

Иными словами, миссис Понтелье нельзя было назвать женщиной-матерью. А этим летом на Гранд Айл женщины-матери, похоже, преобладали. Распознать их было нетрудно: они порхали вокруг драгоценного потомства, простирая крылья, как только тому угрожала реальная или воображаемая опасность. Дети были их идолами, мужья – кумирами. Священной привилегией таких дам было затушевать свою личность и отрастить крылья, как у ангелов-хранителей.

Многие были восхитительны в этой роли, из них одна была подлинным воплощением женственной грации и очарования. Если бы ее муж не обожал ее, он был бы животным, заслуживающим медленной смерти на костре. Ее звали Адель Ратиньоль.

Никакие слова не смогут описать эту обворожительную даму, кроме тех, что составляли основу древних текстов и служили для описания романтических героинь прошлого и белокурых созданий нашей мечты. В очаровании Адель не было ничего утонченного или скрытого – красота ее была вся на виду, яркая и запоминающаяся: золотые шелковистые волосы не могли укротить ни гребень, ни шпильки, голубые глаза сверкали, как сапфиры. Пунцовый оттенок пухлых губ мог навести наблюдателя лишь на мысль о вишнях или иных спелых фруктах.

Склонность Адель к полноте была очевидна, однако ни на йоту не лишала грации ее походку, позы или жесты. Вряд ли кто-нибудь мог захотеть, чтобы белая шея этой прелестницы стала чуть менее округлой, а прекрасные руки – более тонкими. Невозможно было бы представить пальчики нежнее, и как приятно было смотреть на них, когда миссис Ратиньоль продевала нитку в иголку или прилаживала золотой наперсток на сужающийся к ноготку средний палец, подшивая ползунки и украшая корсет или нагрудник.

Миссис Ратиньоль была очень привязана к миссис Понтелье. Она нередко брала с собой шитье и отправлялась в послеобеденное время провести время с подругой.

Она сидела рядом в тот день, когда из Нового Орлеана прибыла посылка. Завладев креслом-качалкой, Адель с увлечением предавалась шитью крошечных панталончиков. Она принесла миссис Понтелье выкройку комбинезончика – чудо кроя, предназначенное до того удачно заключить в себе тельце младенца, что видны оставались только два маленьких глаза, как у детей эскимосов. Комбинезон предстояло использовать в зимнее время, когда коварные сквозняки спускались вниз по печным трубам и потоки смертельного холода проникали в дом через замочные скважины.

Миссис Понтелье не обременяла свой разум заботами о текущих материальных потребностях своих детей. Она не видела смысла в том, чтобы делать предметом летних размышлений ожидание зимы и подготовку зимней одежды. Но, не желая казаться неприветливой и равнодушной, она принесла газеты, разложила их на полу балкона и под руководством миссис Ратиньоль сняла выкройку непроницаемого облачения.

Роберт был там же, устроившись, как в прошлое воскресенье. Миссис Понтелье уселась, как и тогда, на верхней ступеньке, отрешенно прислонившись к столбику перил. Рядом с ней стояла коробка с конфетами, которую она периодически протягивала миссис Ратиньоль.

А та, казалось, терялась при виде такого выбора. Но в конце концов Адель остановилась на батончике нуги, гадая, не слишком ли это питательно и не повредит ли ей. Миссис Ратиньоль была замужем семь лет. Примерно каждые два года у нее рождался ребенок. На тот момент у нее было трое детей, и она подумывала о четвертом. Она всегда рассказывала о своем «положении». Это самое «положение» никоим образом не было заметно, никто бы ничего не знал, если бы не настойчивое намерение Адель сделать его предметом всеобщего обсуждения.