Взор синих глаз

Томас Харди Взор синих глаз

Цветок фиалки на заре весны,

Поспешный, хрупкий, сладкий, неживучий,

Благоухание одной минуты;

И только[1].

THOMAS HARDY

A Pair of Blue Eyes

Перевела с английского Д. С. Ченская

© Ченская Д. С., перевод на русский язык, 2018

© Оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2019

Предисловие

Главы этого романа написаны в те времена, когда мода на бессистемную реставрацию церковных строений докатилась до самых отдаленных медвежьих углов Западной Англии, до тех краев, где дикие и печальные пейзажи морского побережья находятся в гармоничном соседстве с грубыми чертами готического стиля старинных церквей, кои рассеяны в изобилии по всему побережью и входят в немыслимый диссонанс с любыми архитектурными новшествами, что пытаются здесь возвести. Заниматься же восстановлением угрюмых развалин Средневековья, чей дух давным-давно покинул здешние места, представляется мне столь же нелепым, как попытки ремонтировать примыкающие к ним скальные массивы.

Вот почему случилось так, что сия вымышленная история любви трех человеческих сердец, чьи переживания некоторым образом перекликались с реальными жизненными обстоятельствами, в заурядных происшествиях той церковной реставрации обрели для себя подходящую сцену, на которой они предстают вашим взорам.

Морское побережье и местность, где расположен Касл-Ботерель, теперь стали широко известны, и потому многие их легко узнают. Могу добавить, что это наиболее отдаленное место на западе, самое дальнее из всех тех подходящих уголков нашей отчизны, где я рискнул воздвигнуть театральные подмостки для этих небезупречных маленьких трагедий провинциальной жизни и страстей; и находится оно вблизи или, по крайней мере, не слишком далеко за пределами неясных границ королевства Эссекс, с той его стороны, коя, подобно западному рубежу современных американских поселений, постепенно сдвигается в глубь страны и не поддается четкому определению.

Впрочем, как бы там ни было, все это не так уж важно. Эти края предстают (по меньшей мере в глазах одного человека) местом, что более всех прочих окутано тайнами и навевает мечты. Пение незримых птиц, неподвижная морская гладь, легкий бриз, немолчный ропот вод, морские отбросы, прибитые к берегу, цветут темным багрянцем, их словно ветром занесло сюда с прибрежных обрывов, которые придают всему пейзажу неясную атмосферу ночного видения.

В повествовании фигурирует одна огромная прибрежная скала, имеющая узнаваемые очертания; и, по какой-то давно позабытой причине, в романе она была указана как безымянная. Точность требует от меня следующего заявления: сия замечательная скала, во многом напоминающая ту, что описана на страницах романа, носит имя, не прославленное ни одним мало-мальски значительным событием.

Т.Х.

Март 1899 г.

Действующие лица

ЭЛЬФРИДА СУОНКОРТ, юная леди

КРИСТОФЕР СУОНКОРТ, священник

СТЕФАН СМИТ, архитектор

ГЕНРИ НАЙТ, обозреватель и эссеист

ШАРЛОТТА ТРОЙТОН, богатая вдова

ГЕРТРУДА ДЖЕТУЭЙ, бедная вдова

СПЕНСЕР ХЬЮГО ЛЮКСЕЛЛИАН, пэр

ЛЕДИ ЛЮКСЕЛЛИАН, его жена

МЭРИ и КЕЙТ, две маленькие девочки

УИЛЬЯМ УОРМ, мастер на все руки, постоянно пребыва ющий в изумлении

ДЖОН СМИТ, главный каменщик

ДЖЕЙН СМИТ, его жена

МАРТИН КАННИСТЕР, церковный сторож

ЮНИТИ, служанка

Остальные слуги, каменщики, рабочие, грумы и прочие пер сонажи, etc., etc.

Место действия

По большей части – окраины Нижнего Эссекса.

Глава 1

Царящая на западе весталка[2].

Эльфрида Суонкорт была молодой особой, чувства которой всегда можно было легко прочесть по ее лицу. Постичь же саму природу ее чувств, кои претерпевали изменения с неспешным ходом времени, было дано лишь тем, кто своими глазами видел события, что повлияли на всю ее жизнь.

Характер ее был соединеньем весьма удивительных черт, уникальность которых, как бы там ни было, составляло скорее их сочетание, чем сами сии отдельные черты. По правде говоря, вам не открывались особенности и суть ее характера, когда вы вели с ней беседу; и сие чарующее уменье удерживать собеседника от непосредственного изучения ее нрава заключалось не в скрадывающем действии прекрасных манер (ибо ее манеры были детскими и едва-едва сформировались), но в милой легкомысленности самих ее наблюдений. Она всю жизнь прожила в сельской тишине – monstrari digito[3] праздного люда не льстило ее самолюбию, и к девятнадцати-двадцати годам она обладала не большей опытностью в сфере общения, чем живущая в городе юная леди пятнадцати лет.

Однако одну ее отличительную черту вы замечали непременно: то были ее глаза. Любуясь ими, вы смело выносили суждения о ее натуре; не было нужды вглядываться дальше: сама ее душа представала пред вами.