Пробуждение барса

— Да, да, — смутился царь и стал поспешно прощаться. Повернувшись, он неловко зацепил треногий столик. Серебряная чаша со звоном покатилась на пол.

Царица приложила кончик ленты к сухим глазам: какой неприятный день!

В нижнем коридоре толпились в походном снаряжении царские телохранители в ярко-синих одеждах, желтых цаги и круглых шапочках, задорно торчащих на макушках.

Князь Шадиман мягким движением открыл дверь, мигнул глазом, и почти вслед за ним в боковую комнату вошел Киазо. Шадиман пронзил взглядом дружинника.

— Киазо, твой отец еще в тюрьме?

— О светлейший, бог свидетель, отец не виноват. Разве у мсахури поднимется рука на свой труд? Какой-то злодей поджег царский амбар, а в яму брошен бедный старик. Светлейший, ты так милостив ко мне — подарил коня, вчера для больной матери дал монету, но что делать малолетним сестрам! Я несу царскую службу, работать некому… Я князю Херхеулидзе ничего не сказал, боюсь — не поверит, что отец чист перед царем, как перед богом, и мне тоже перестанет доверять… Могущественный князь, освободи отца — и Киазо твой раб до смерти.

Шадиман усмехнулся, поглаживая пышные усы.

— Брось, не валяйся в ногах… Слушай внимательно… Ты старший телохранитель, тебе особенно доверяет князь Херхеулидзе, даже поручил укрепление крепостных стен. Я по твоей просьбе постарался скрыть от осторожного князя безрассудство старика. Будешь умным, отмечу… В рабах не нуждаюсь, а преданных умею награждать. Слушай, князь Шадиман должен знать все; в кем царь говорит и что говорит, понял?.. Сегодня царь совещается с князьями, после будет шептаться с некоторыми… понял? От тебя зависит освобождение отца.

Шадиман едва слышно стал отдавать приказания раболепно склоненному Киазо…

— Что делают князья? — спросил царь ожидающего у дверей с двумя телохранителями Баака Херхеулидзе. — Едят? Хорошо. — И тут же подумал: «Когда князья едят, меньше думают… Жаль, не могу заставить их с утра до ночи облизывать усы…» — Да, да, — тихо продолжал Георгий X, — попроси наверх Шалву Эристави… Никто не должен знать… Тебе, князь, распоряжений оставлять не надо, хорошо знаешь, как оберегать Метехи… За лисицами следи, шакалы не так опасны…

Георгий X засмеялся, похлопал Баака по плечу, пошутил над чрезмерной осторожностью начальника метехской стражи, но, поднявшись к себе, нервно зашагал. "Война рождает надежды врагов, — думал царь, — я выступаю с войсками из Тбилиси. Конечно, могущественных князей беру с собой, менее сильные стонут под замком… но сколько у каждого родственников, приверженцев! Сколько дружин под своими знаменами имеют! Да, да, все могущество князей в народе. Нет народа — нет силы. Необходимо ограничить некоторых светлейших. Да, да, народ меня любит, не может не любить… Богатые вклады в монастыри, народные игры, состязания разве не украшают мое царствование? Разве не отдаю каждому глехи заслуженную долю или отнимаю последний скот, когда нет крайности? Нет, народ должен ценить мои заботы, церковь тоже внушает волю всемогущего бога… Но тут нужны действия посильнее… тут…

Кахети… тоже Багратиды! Хуже злейших врагов. Вот мой дядя царь Александр в Исфахане у шаха расположение ищет, а сын его… неприятно, тоже Георгий, как шакал, вокруг Картли добычу вынюхивает… Недаром хотел жениться на дочери ганджинского паши Кайхосро, поддержку искал, с Турцией заигрывает, Русии тоже бурку под ноги стелет, выше меня хочет сесть…

Да, да… шакал… усы по-турецки носит. Пока меня, царя Картли, первым не признают, на Кахети, на Имерети, на Одиши, на Гурию, на всех буду шашку точить".

Царь остановился, мрачно окинул взглядом двор, где многочисленные свиты князей расхаживали в богатых одеждах, придушил на стекле жирную муху, сбросил за окно и проследил, куда она упала.