Пробуждение Дениса Анатольевича

«Селигер. Свои» — пометил я на листке, хотя, в отличие от дурачка Широва, понимал деликатность ситуации. Популизм — улица с односторонним движением. Легко сделать благородный жест, а ты попробуй-ка все отыграть назад. Без фатальных имиджевых потерь это нереально. Хорош же будет президент страны, если выгонит умирающих и вернет пансионат обратно молодым жеребчикам! Вселить «Своих» на прежнее место удастся лишь тогда, когда площадь освободится сама, естественным путем — и никак не раньше.

Однако нет худа без добра. Моя оплошность будет еще одним тестом на выживаемость, типа «Последнего героя» в джунглях. Самые тупые, ленивые и брезгливые отсеются? Хрен с ними, такие во власти и не нужны. Останутся наиболее цепкие, хваткие, всерьез нацеленные на карьеру и ради нее готовые, если надо, нырнуть в любое говно. Вот с ними я и буду строить новую, блин, Россию…

Широв, заметив мое внимание, воспрянул духом и попытался было выйти за рамки пятиминутного регламента. Ну уж нет, хватит мне нытья! Я демонстративно взглянул на часы, после чего лидер «Своих» стушевался и сел, уступив очередь следующему оратору.

Им оказался тоже человек, мне известный, — Валерий Дайданов, бессменный, со времен еще Ельцина, председатель Союза репортеров России. Иметь дело с этим улыбчивым седым дядькой всем было легко и приятно. Вечно он старался найти в действиях начальства что-то позитивное, духоподъемное, настраивающее на оптимизм, а редкие жалобы обкладывал столькими слоями мягчайшего поролона, что не всякая наследная принцесса отыскала бы внутри горошину.

Вот и сейчас глава Союза репортеров торжественно начал за здравие. Приложив руку к сердцу, он перво-наперво отметил и оценил благосклонное внимание главы государства к труженикам пера, вылившееся в недавний Указ президента «Об облегченном порядке приобретения работниками СМИ нарезного оружия». Благодаря им — то есть президенту, его Указу, новому порядку, ну и оружию, разумеется, — любой репортер отныне может за себя постоять, не дожидаясь милиции, которая всегда опаздывает.

— Это революционный шаг для обеспечения свободы информации! — с жаром говорил Дайданов. — Наше слово больше не беззащитно, о нет! Если вы помните, в Советском Союзе была когда-то песня про военных журналистов, и были в ней такие слова: «…с «лейкой» и с блокнотом, а то и с пулеметом…» В мирное время у нас в творческом арсенале остались только первое и второе, а о третьем мы могли только мечтать. И вот, наконец, мечта стала явью.

Рядом с тремя пупсами на листе бумаги передо мной появился маленький пулеметик. Я стал зачерчивать его приклад тонкими штрихами, слушая, как оратор делится с залом обнадеживающей, по его мнению, статистикой: за один лишь прошлый месяц число преступных нападений на журналистов во всех регионах снизилось более чем вдвое. Пресса-де сумела проявить бойцовские качества и доказала, что готова защищать свои права в поединке со злом.

— Однако… — Докладчик сделал паузу. В его голосе поубавилось мажора. — Однако в этой новой реальности не обходится пока без некоторых, как бы сказать помягче, издержек.

Выяснилось, что по той же статистике за тот же месяц выросло — и, что интересно, тоже вдвое! — число конфликтов между самими журналистами из конкурирующих изданий. Раньше профессиональные споры заканчивались, в худшем случае, пьяным мордобоем. Теперь же чаще всего не обходится без стрельбы. Палят не только в воздух, но и, как бы это сказать помягче, на поражение…

Оп-ля! — весело подумал я, стараясь сохранить на лице выражение государственной озабоченности. Даже в помраченном состоянии мне, представьте, в голову приходят отдельные светлые идеи.

Думаю, когда я подписывал Указ, я вряд ли стремился к подобному результату, но объективно наше общество, по-моему, в выигрыше. Каждый получил свое. Теперь никакой журналюга не сможет сказать, что власть не уважает прессу — кому еще такие льготы? Ну а если пишущая братва мочит друг друга, власть не при чем. Спички детям не игрушки. Сами журналюги без посторонней помощи сократят свою популяцию. Главное — следить, чтобы при входе в присутственные места эти ковбои пера аккуратно сдавали стволы в гардероб…

— Это что же получается? Им, значит, любое оружие можно, а у нас, значит, последнее отняли? Не любо, братцы!

Я поднял голову от почти дорисованного ручного пулемета и в первые секунды три никак не мог догадаться, кто этот крикун, а на четвертую секунду все-таки догадался и тогда же, наконец, сообразил, какая деталь облике человека помешала мне узнать его сразу: Павел Лагутин, верховный атаман Союза российских казаков, сегодня был без фуражки! Уму непостижимо. Должно было произойти событие космического масштаба, чтобы атаман Лагутин в закрытом помещении расстался со своим головным убором.