Пробуждение дракона (ЛП)

Стефан стиснул зубы, глаза вспыхнули. Король встал, подумал, что вспышка гнева в глазах сына могла оказаться и триумфом. Не было времени переживать об этом. Ему нужно было наедине с сыном узнать о судьбе Луки, чтобы не слышали лорды и стражи. Ему нужно было скрыть от двора чудовищную версию сына. Он не хотел, чтобы на кухнях обсуждали смерть Луки и раны Стефана. Его реакцию на смерть Луки не должен запомнить двор, несмотря на гнев, Давэд переживал, что заплачет при всех. Он плакал о Матиасе в своих покоях, но после недели тревоги и почти без отдыха он мог не подавить эмоции.

— Отец, нужно многое обсудить, — сказал Стефан. Его голос звучал сдавленно от простуды или ожогов. Давэду не нравилось смотреть на лицо сына. — Было умно пойти в твои покои, — он держал руки за спиной, словно старался выпрямить спину сильнее. Может, так он скрывал дрожащие руки. — Отец, ты не спросишь о ранах? Как видишь, из боя я вернулся раненым.

Давэд не ответил. Он не мог слышать голос сына, не доверял себе говорить, стражи все еще были при нем. Наедине он все выскажет. Но пока они шли по извилистым коридорам крепости, он молчал, как хороший король, что знал, что и когда делать. Его разум был полон картинок судьбоносной ночи в Пепельных горах, но он не хотел это показывать. Он шел так быстро, как несли ноги. Стефан шмыгал, и Давэд подавлял желание отбить его, как муху. Что его так злило? В этом была проблема. Он знал, что с такими ранами должен жалеть сына, выражать переживания. Но он не мог. Что-то в нем отталкивало. Давэд знал, что не любил его. Не любил. Остатки любви пропали, когда он увидел, как работает и храбро сражается Лука. Давэду было сложно любить без уважения. Он любил Луку в ту ночь. Может, это было не вечно, но он любил его.

Давэд приказал страже остаться за дверями. Он впустил Стефана и запер дверь. Он подумал о вине. Он всегда наливал его, когда в комнате были гости. Но он не мог позвать слугу, а сам это делать не собирался.

— Плохие новости, отец, — начал Стефан. Несмотря на мрачные слова, его голос звучал почти радостно, хоть и сдавленный болезнью. — Я должен сообщить кое-что важное, — Стефан теребил высокий воротник камзола. — Тут так жарко. Могу я открыть двери балкона?

— Можешь.

Давэд смотрел, как юноша пересекает комнату, открывает большие ставни и впускает морской воздух в пространство между ними. Давэд чуть не завопил, чтобы он поторапливался. Он сжимал кулаки и подавлял желание избить сына. Мертв Лука или нет?

— С сожалением сообщаю о провале моей миссии в Пепельных горах. Ваше величество, вы отправили меня туда убрать мятежников менти и привести брата, принца Луку, чтобы вы казнили его за убийство.

— И? — сказал Давэд. — Что с ними?

— Мои люди храбро сражались, — продолжил принц Стефан. — Мы напали с востока и запада лучниками, пехотой и кавалерией. Я брал с собой батальон. Путь был сложным, но люди добрались готовыми и здоровыми. Нас было больше, мы сражались лучше, но у них была магия. Мы их подавляли. Мы почти победили, но тут принц Лука выпустил сильный порыв огня и убил моих генералов, а меня сильно покалечил, как видите. Нам пришлось отступить. П-признаюсь, отец, я потерял сознание от атаки. Боль была слишком сильной, я не мог командовать отрядами. Брат Миккел спас мне жизнь.

— Говоришь, принц Лука жив? — спросил Давэд.

Голос Стефана похолодел:

— Да, отец. Он жив. Он покалечил меня и ушел к мятежникам.

Король Давэд невольно улыбнулся. Он увидел гримасу Стефана и посерьезнел.

— Твои раны обработали? — спросил Давэд.

— Я искал лекаря в Золотом порте, — сказал Стефан. — Боюсь, их методы не такие, как в Эстале. Похоже, я подхватил простуду в Зантосе. Там так грязно, что я не удивлен.

Давэд кивнул.

— Тебе обработают раны. Уверен, они хорошо заживут, — хотя Давэд сомневался.

Стефан покачал головой.

— Мои раны не заживут, отец. Затянутся, но не заживут. Брат ранил меня волшебным огнем, — голос Стефана стал криком. Правая половина лица стала красной, как обожженная. — Я сражался за тебя, отец. Я вел батальон против грязных менти за тебя, и ты переживаешь только за моего брата-убийцу.

— О, ты не чист, сын, не говори так. Ты убивал. Я знаю. Ты убивал с тем фанатиком, которого зовешь гувернером. Ты жертвовал людьми во имя своего бога, пил кровь жертв. Ты не чист. Ты, Стефан, убийца. ТЫ.

Стефан пошел к нему, и король Давэд ощутил гнилость его дыхания. Он отвернул голову от шрамов юноши, стыдясь признать, что они пугали его, как когда-то карга.

— Брось, — сказал Стефан. — Не нужны мне твои осуждения. Ты не достоин судить меня. Ты — недостойный король. Я не понимаю, почему не понял раньше, какой ты. Раньше я равнялся на тебя. Ты был высоким, отец. Самым высоким из людей. Ты был всем, чем я хотел быть. Но уже нет. Теперь я знаю, каким должен быть, и мне жаль.