Пробуждение каменного бога

Человек почувствовал кончики пальцев на своем бедре, и это прикосновение словно пробило некий защитный барьер. Ночное небо, пылающие здания, высокие частоколы, коричневые и черно-белые хвостатые тела, а заодно и горящие глаза и маленькие лица женщин и детей, выглядывающих из хижин. Мир завертелся, все быстрей и быстрей. Коленопреклоненное существо в ужасе вскрикнуло и попыталось отползти, не вставая с колен. Человек повалился, ударился плечом и растянулся на земле, а все остальные опрометью неслись мимо него. Он видел отчетливо лишь черный кончик хвоста у себя перед глазами. Хвост все подрагивал и подрагивал. Он сделался большим и черным, и все вокруг погрузилось во мрак и безмолвие.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀

Свет и звук возвратились. Он лежал навзничь. Спины его касался мягкий мех, а под ним еще что-то мягкое. Над головой нависал низкий потолок с почерневшими от дыма балками. С потолка тянулись кожаные ленты, на лентах болтались деревянные фигурки, украшенные полосками меха. Комната, футов двадцать на тридцать, была заполнена котоподобными созданиями. Рядом с его кроватью стояли самцы, но потом сквозь образовавшийся проход между самцами прошла самка. Она была около пяти футов ростом и имела совершенно круглые груди, покрытые мехом, и маленькие безволосые участки кожи вокруг сосков. На шее она носила три ряда бус из громадных голубых камней, на руках — меховые манжеты, на которых покачивались маленькие каменные фигурки. Ее удивительные темно-синие глаза напоминали ему глаза сиамских кошек, которые жили у его сестры.

Самцы носили костяные бусы и подвески, ручные и ножные браслеты с крошечными статуэтками или геометрическими фигурками, а у нескольких голову украшал убор из перьев на манер тех, что носили в вестернах индейские вожди. Лишь некоторые были вооружены, и их оружие скорее можно было счесть церемониальным, нежели боевым, судя по его декоративности и легкости.

Самка склонилась над человеком и что-то произнесла. Он не понял ни единого слова — впрочем, он и не надеялся понять. Язык невозможно было отождествить ни с одной известной языковой семьей. Ничего напоминающего германские наречия — или славянские, семитские, пусть даже китайский или банту. Если он и походил на что-нибудь, так это на плавно звучащий полинезийский диалект, но без гортанных звуков и пауз. Позже, когда его уши немного привыкли, он различил паузы, но в отличие от полинезийского, по-видимому, они ничего не значили.

Ее зубы были зубами хищника, но дыхание не было зловонным. Язык казался таким же шершавым, как у кошки. Несмотря на удивительно чуждую внешность, он посчитал ее достаточно привлекательной. Правда, он тут же решил, что сиамские кошки всегда были красивыми и загадочными созданиями.

Он приподнялся на локте и попробовал сесть. Рядом с ним лежал испачканный кровью нож. Самка отшатнулась, и самцы за ее спиной, тесня друг друга, отодвинулись прочь. В их шепоте слышался ужас.

Человек посидел недолго, хватаясь руками за край кровати. Собственно, он лежал не на кровати, а на куче шкур внутри небольшой ниши в стене. Окон не было, источниками света были две открытые двери в дальней стене и несколько факелов, горящих в подставках вдоль стен. Снаружи толпились самцы и с ними несколько самок и детенышей. Детеныши — котята? — с большими черненькими ушками, круглыми мордочками и большими глазами выглядели премило. Хвосты их были несколько светлее, чем у взрослых.

Человек встал на ноги. На секунду в глазах потемнело, но потом в голове прояснилось. В тот же миг существа снова раздались, и сквозь них прошла еще одна самка. Она несла большую глиняную чашу, украшенную по бокам геометрическим орнаментом, с супом из мяса и овощей. Аромат был удивительно аппетитным, хотя и необычным. Он принял чашу и деревянное приспособление — ложку с одной стороны и двузубую вилку — с другой. Суп оказался восхитительно наваристым, а кусочки мяса напоминали оленину. На миг ему представилось, что на мясо пустили енотолицего, но потом он решил, что слишком голоден, чтобы думать об этом. Не обращая внимания на напряженную тишину и пристальные взоры собравшихся, он съел весь суп. Самка унесла чашу, и все столпились вокруг, будто ожидая от него дальнейших действий.

Человек двинулся к ближайшей двери, и перед ним расступились. Солнце только что осветило холмы на востоке. Он слишком долго пролежал без сознания — возможно, вследствие шока, который он испытал, очутившись в незнакомой пугающей обстановке.

Теперь, когда его мысли прояснились… Где же он очутился? Где же, черт побери?..

Холмы и деревья, которые он видел вдалеке, на первый взгляд походили на окрестности Сиракуз. Но больше ничего знакомого.

Большой зал сгорел не полностью, да и все остальные здания, от которых, он думал, остались одни головешки, тоже лишь полуобгорели. Земля вокруг них была еще мокрой от дождя, который погасил пламя.