– Так вот мне обидно вдвойне, потому что меня кинули не только как девушку, но и как соавтора. Три года мы с Алексом вместе делали фильмы. Я поддерживала его, когда он терял веру в себя, искала для него сюжеты, писала сценарии, осваивала приемы монтажа и наложение эффектов… Потому что, знаешь, хорош он только в одном: в выступлении перед камерой.
– Из-за чего вы поссорились? – зачем-то спросила Юля. Ей хотелось как-то поддержать Найт, но она не знала нужных слов.
– Да у нас давно не ладилось. Он начал звездить, вел себя так, словно все шоу держится на нем, указывал мне, как наемному работнику. Я психанула и сказала, что без меня его ролики вообще никто смотреть не станет. Да и не будет никаких роликов, он ведь понятия не имеет, как они монтируются! А он сказал, что это у меня без него ничего не будет, потому что я не в состоянии двух слов связать перед камерой.
Она бестолково поправила штатив, коснулась камеры и посмотрела на Юлю, пожав плечами и грустно улыбнувшись.
– И тут он прав, конечно. Но ничего, я научусь. Ему гораздо больше придется освоить. Мы еще посмотрим, кто кого.
– У тебя все получится, – заверила Юля, не желая говорить о том, что Алекса арестовали. Найт, по всей видимости, еще об этом не знала. – Я уверена.
– Спасибо. Я продолжу, ладно?
– Да, конечно, – торопливо отступила назад Юля, сообразив, что мешает. – Удачи тебе.
Найт только молча кивнула, а Юля повернулась и шагнула к выходу, но в последний момент задержалась, зацепившись взглядом за расписание дежурств, висевшее на стене. Увидев его, она кое-что вспомнила.
Ковальчук. Вот почему фамилия показалась знакомой и ей помнилось, что она видела ее написанной! Юля видела ее здесь, в этой комнате, когда ждала Влада, который в свою очередь ждал «вдохновения». Она прочитала тогда список ребят, живших в этой комнате в последнюю смену в лагере.
«А. Ковальчук» значилось в одной из строчек. Совпадение? Или все-таки это Алекс (кто он там на самом деле – Александр? Алексей?) Ковальчук, сын Дарьи Алексеевны? Не потому ли в две тысячи восьмом место повлияло именно на него? Потому что когда-то под влияние попала его мать? Значит, все-таки она?
Юля улыбнулась, чувствуя необычный подъем, странное удовлетворение. Словно последние кусочки головоломки встали на место, и в истории больше не осталось белых пятен. Ей смертельно захотелось поделиться этим с Владом. Прямо сейчас!
Она уже потянулась в карман куртки за смартфоном, когда ее взгляд скользнул на соседнюю строчку. «Т. Попова». И еще ниже: «И. Щербакова».
Девочки. В этой комнате жили девочки. Значит «А. Ковальчук» не может быть Алексом.
Но кто это тогда? Анна? Алина?..
За спиной послышался шорох. Близко. Гораздо ближе, чем должна была бы находиться неожиданно притихшая перед этим Найт.
Найт. Настя. Анастасия. Неужели?..
Юля не успела закончить мысль, как не успела оглянуться. Что-то тяжелое опустилось на затылок, и тот взорвался резкой болью, от которой потемнело в глазах.
Глава 22
– Пятнадцать часов тридцать пять минут, – сообщил холодный голос робота, когда Влад ткнул на экране смартфона в виджет часов.
Надо же, как медленно тянется время! Он был уверен, что прошло уже почти полчаса или, как минимум, минут двадцать с тех пор, как он проверял время в прошлый раз, а на самом деле всего пять минут.
Влад давно оделся для поездки на юбилей, только с завязыванием галстука не стал торопиться, да пиджак пока оставил на вешалке в шкафу. Наверное, в глубине души он надеялся, что Юля тоже придет пораньше. Или слишком нервничал, а потому неосознанно торопился.
То, что он нервничает перед предстоящим мероприятием, стало главным открытием дня. Влад проснулся уже на взводе, чего с ним давненько не случалось. В какой-то момент он даже поймал себя на мысли о саботаже: захотелось заказать столик в каком-нибудь московском ресторане – нормальном, а не таком, какие мог предложить Шелково, – и увезти Юлю туда вместо семейного торжества. Он отказался от этой мысли, когда осознал, что нервничает не из-за встречи с отцом или братом. И не из-за того, что многие впервые увидят его слепым и будут перешептываться у него за спиной, не понимая, что он слышит каждое слово.
Влад нервничал перед предстоящим свиданием, потому что поход с Юлей на юбилей был уже настоящим первым свиданием, а не просто совместным ужином или поеданием пиццы. И тот факт, что оно совмещалось со знакомством с семьей, был не так важен.
Влад уже даже не помнил, как давно не волновался перед свиданиями. До аварии он чуть больше двух лет встречался с одной и той же девушкой, волноваться было просто не о чем, а после аварии не встречался ни с кем. Ужины с Аглаей он к свиданиям не причислял.
Значит, он волнуется так сильно потому, что уже отвык? Или же дело все-таки в том, что он сомневается, правильно ли поступает?