Пробуждение сердца

Хью с Санчей, крепко державшейся за его руку, Мартин и Алиса спустились во двор. Стоял теплый ветреный весенний день. Звонили колокола, своим низким гулом тревожа душу. В храме уже собралась толпа, большей частью состоявшая из монахов. Гроб с телом отца Хью стоял перед алтарем. Пламя множества свечей металось на сквозняке, гулявшем по храму. Несмотря на распахнутые настежь двери, тяжелый запах тления все равно не исчезал. Гроб был уже заколочен, и Хью испытал чувство облегчения, что не увидит больше страшной картины. Оглядывая толпу, он заметил Нортумберленда, который стоял со своей свитой слева от алтаря.

Собравшиеся негромко переговаривались, и в храме стоял ровный гул. Хью не сразу нашел в толпе братьев, но потом заметил их впереди. По-видимому, кто-то из окружающих сказал им о появлении Хью, и они не преминули оглянуться. Хью озирался по сторонам, раздумывая, где им с Санчей встать.

От большой группы монастырской братии отделился монашек, накануне встречавший их у ворот, и знаком пригласил Хью следовать за ним. Тогда Мартин, взяв Алису за локоть, повел ее мимо купели к дверям, где они встали с правой стороны, среди оруженосцев и пажей.

Пока Хью и Санча пробирались сквозь толпу монахов, Гилберт и Уолтер заняли место в головах гроба. Хью и Санчу поставили рядом.

Гилберт встретил их лишь презрительным взглядом, однако Уолтер повернулся к Хью и, злобно кривя губы, громко прошипел:

– Сын потаскухи! Ты не имеешь права стоять здесь.

Гилберт, находившийся между ними, взял младшего брата за плечо и крепко встряхнул, заставляя его замолчать.

Все в храме услышали слова Уолтера. Разговоры стихли, повисла напряженная тишина, и головы собравшихся повернулись к ним. Через мгновение кто-то кашлянул, и голоса вновь приглушенно загудели.

Потрясенная Санча не верила своим ушам. Она переводила взгляд с Хью, стоявшего стиснув зубы, на лица его братьев, потом уставилась в пол. Она не знала, как ей реагировать на грубую выходку своих деверей, и поначалу была не столько возмущена, сколько озадачена подобным выражением ненависти.

Из ризницы появился епископ, кажущийся особенно величественным в своем златотканом и украшенном драгоценными камнями облачении; в храме воцарилась тишина. Следом вышли шестеро священников и вдвое больше служек. Под сводами храма зазвучали латинские молитвы. Аромат ладана из кадил в руках священников мешался с тяжелым запахом тления.

Вместе со всеми Санча негромко повторяла слова молитв, знакомые ей с детства. Рядом звучал голос Хью, полный искренней печали. Даже не желая воспринимать его как мужа, она не могла не видеть в нем порядочности и доброты. Она посмотрела на алтарь и искоса – на его братьев, которые стояли, склонив головы в молитве. Голос епископа прервал его мысли. Он говорил о бесконечном милосердии Господнем и Его всепрощении. Усыпанная драгоценностями одежда его мерцала и переливалась в свете свечей. Санча почти ничего не знала о муже, еще меньше – о его братьях и причине их ненависти. Она взглянула на Хью. У того на глазах блестели слезы. Ее охватило желание утешить его, но, не зная, как это сделать, она просто взяла его руку в свою. Отзвучала заключительная часть мессы, и по храму пронеслась волна воздуха, загасив множество свечей, – это от порыва ветра распахнулась дверь. В воздухе повисли витые струйки горьковатого дыма от кадил и погасших свечей.

Хотя нервное напряжение было велико, из храма выходили спокойно. Когда они оказались на ступенях, под нещадно палящим солнцем, прежний монашек снова подошел к Хью. Мимо них неспешно шли люди, присутствовавшие на заупокойной службе. Монах сообщил Хью, что сейчас в здании капитула будут оглашать последнюю волю покойного. По словам монаха, незадолго до кончины Уильям Кенби внес изменения в когда-то составленное завещание. Хью собирался отказаться от приглашения, но монах сказал:

– Его святейшество епископ настоятельно просит вас присутствовать.

У Хью не оставалось выбора, вряд ли он мог отклонить приглашение епископа. Санча, опиравшаяся на его руку, нахмурилась.

– А твои братья? – спросила она с едва уловимым беспокойством. – Они ведь наверняка будут там.

– Они мне братья только по отцу, – ответил Хью с улыбкой. – И я не боюсь их. Иди с Мартином и Алисой. Все будет хорошо.

13

В здании капитула Хью провели в канцелярию, где на столах громоздились свитки пергаментов, фолианты в переплетах из кожи и во множестве стояли чернильницы. Епископ, сменивший пышное облачение на более удобную повседневную сутану, сидел в резном кресле, положив толстые руки на стол. Перед ним стоял кубок с вином и лежал свиток, запечатанный печатью из красного воска. На другом конце стола сидел бледный круглолицый человек, тоже одетый в сутану.

Хью отвесил поклон и пробормотал приличествующие приветствия. Он узнал Нортумберленда, патриарха клана Перси; тот занимал второе из находившихся в комнате кресел. Гилберт и Уолтер расположились на скамье у противоположной стены.