– А дедушка?
– Тоже умер.
– Брат Малком рассказывал тебе, как застал меня на кладбище, где я разглядывала могилы?
– Нет, он мне ничего не сказал. Моей родни там нет.
– Да, он мне говорил.
– Что он рассказывал тебе еще?
– Очень мало. Он беспокоился, что я увижу кости римских легионеров и разволнуюсь. Он сказал только, что ничего не знает о твоих родственниках. Где они похоронены?
– В лесу, возле дедовой сторожки, – ответил Хью и удрученно добавил: – Мне следовало бы съездить туда, поклониться их могилам.
– Можно, я поеду с тобой?
Хью взглянул на нее и улыбнулся. В сумраке спальни ее черные глаза казались бездонными.
– Конечно, я буду очень рад.
Всю следующую неделю Хью пропадал в принадлежавшей ему деревне. Начатое там строительство подходило к концу, в том числе крытые прилавки на рыночной площади. Каждый день он, Мартин и Румолд возвращались только под вечер, всегда в хорошем настроении и слегка навеселе.
Теплым ветреным утром Хью отправился навестить сторожку деда. Санча ехала рядом с ним, любуясь природой: густыми кронами деревьев, ослепительно синим небом, лугами, сплошь покрытыми голубыми цветами.
Солнце было уже высоко, когда Хью остановил коня в роще древних дубов. Забыв обо всем, он долго смотрел вокруг.
– В эту рощу я бегал ребенком. Деревья, может быть, стали выше, но в остальном почти ничего не изменилось. – Он послал коня вперед и подъехал к могучему дубу.
Санча дернула поводья и последовала за ним.
– Вот это мое дерево, – сказал Хью. Он спешился, бросил поводья и провел рукой по морщинистой коре гиганта, ища крест, который когда-то вырезал. Наконец он нашел его.
Санча слезла с лошади, чтобы взглянуть на отметину. Потом спросила:
– А домик твоего дедушки близко отсюда?
– Совсем рядом, на вершине того холма.
Они сели на лошадей, выехали из рощи и стали подниматься по заросшему кустарником склону. За прошедшие годы на вершине холма поднялся молодой лес. Густые заросли заглушили тропу, и им пришлось искать объезд. Наконец, завидя впереди что-то, напоминавшее хижину, Хью и Санча слезли с лошадей, привязали их к кусту и дальше пошли пешком.
От скромной хижины мало что осталось: кучка камней да гниющих бревен. Сквозь переплетения веток и хмеля виднелись пласты почернелой и покрытой мхом соломы с давно обвалившейся крыши. Протаптывая тропинку в густой траве, Хью провел Санчу туда, где когда-то была единственная большая комната. Солнце не проникало в эту часть развалин, и здесь было прохладно и сыро, как в погребе.
Санча нашла пустое птичье гнездо в ветвях, сумевших проникнуть в развалины, и испуганно вздрогнула, когда под гнилой балкой шмыгнула землеройка.
В одном углу, на земляном, заросшем мхом полу, громоздилась куча камней, обозначая место, где когда-то был очаг. Тут валялись ржавая кухонная утварь и горшок, наполовину заполненный землей, где уже пустил корни папоротник.
Хью не смог найти могил матери и деда, которые не были ничем отмечены. Они с Санчей долго и безуспешно искали среди повилики, высокой травы и бурелома могильные холмики – время сровняло их с землей. Наконец, оставив надежду найти хотя бы следы могил, они прочитали молитву над руинами и медленно отправились назад той же дорогой, какой приехали.
Ночью Санча проснулась и лежала, прислушиваясь к глубокому, спокойному дыханию мужа. Она думала об опустевшей и развалившейся хижине, о маленьком мальчике, оставшемся без матери, и вспоминала слова колыбельной, которой ее когда-то научила няня. Она смотрела на освещенное серебристым лунным светом, льющимся из окна, лицо спящего мужа и видела в нем того мальчика с пепельными в призрачном свете волосами, мечтая, что в один прекрасный день родит ему сына, похожего на него.
Вновь зарядили проливные дожди. Низкое небо было сплошь затянуто тяжелыми тучами. В один из таких ненастных дней в Эвистоунское аббатство прибыли паломники. К заезжим торговцам здесь привыкли, но паломники появлялись редко. По словам брата Малкома, эти были первыми чуть не за год.
Паломников было четверо: двое юношей, которых богатые хозяева послали за себя совершить паломничество к святым местам, и двое пожилых мужчин. В прошлом они были солдатами, совершили много грехов за свою жизнь и теперь хотели замолить их, прежде чем предстанут перед вечным судией.
Хью пригласил их разделить общую трапезу. Они с радостью приняли его приглашение, как и приглашение брата Малкома переночевать у монахов в аббатстве.
Паломники набросились на еду, как оголодавшие волки. Не прекращая жевать, они рассказывали о том, что им довелось увидеть за долгую дорогу. Они вышли из Ньюкасла, рассказывал один из молодых паломников, и заметил:
– На Севере затевается мятеж. Вот дойдем до Карлайла, и я останусь там, обратно не пойду.
– Это правда, – подтвердил второй юноша. – Где бы мы ни проходили, везде говорят об этом. Кое-кто даже поговаривает, что Нортумберленд заключил союз с нехристями шотландцами и валлийцами.