Пробуждение (СИ)

Заорав не своим голосом, Йаати вновь ударил ножом, — но на сей раз, не полоснул, а выбросил руку вперед, как копьё. Лезвие воткнулось в нечто упругое… что-то резко хлопнуло, — словно лопнувший воздушный шарик, — и призрак исчез. Йаати ещё несколько раз крутанулся… но здесь больше никого не было. Ошалев от страха, он бросился к ближайшей двери, и распахнул её.

Тварь стояла за ней, — и уже настоящая, не призрак. Чуть раньше Йаати умер бы на месте от страха, — но сейчас он просто полоснул её ножом… безвредно скользнувшим по гладкой, словно фарфоровой плоти. Тварь шарахнулась назад, нелепо взмахнув своими многочисленными руками… и Йаати, перехватив нож так, что рукоять уперлась в основание ладони, изо всех сил ударил в рубчатую полоску «глаза».

На сей раз, гладкая плоть подалась, и лезвие вошло на дюйм. Тварь издала пронзительный высокий свист, и вновь шарахнулась назад. Из раны потекла оранжевая жидкость, странно похожая на сок. Взбешенный Йаати бросился на тварь и повалил, упершись ладонями в грудь, — похожую на гладкую, горячую резину, — а потом принялся лупить ногами.

Это было всё равно, что пинать покрышку, но он никак не мог остановиться. Страх переплавился в бешенство, и он всё бил и бил, — пока не задохнулся и не замер, пытаясь отдышаться. Тварь слабо шевелилась на полу. Она, похоже, совсем не пострадала, даже порез казался лишь царапиной с засохшим уже оранжевым потеком.

Глядя на неё, Йаати ощутил, как в нем вновь волной поднимается паника — того, что он видел, просто не могло быть, — и он, развернувшись, слепо бросился прочь, тут же налетев на какую-то дверь. Он едва не разбил об неё лоб, уже в последний миг выставив руки, нащупал ручку, повернул её, и влетел в соседнее помещение.

Тут везде лежали какие-то ящики — и даже, вроде, какое-то оружие, но он видел лишь затянутый силовым полем проем, ведущий куда-то наружу, — сквозь него пробивался дневной свет.

Проскочив сквозь него, он взлетел по лестнице и замер, ошалело осматриваясь. Он стоял на неожиданно широкой улице. Справа её перекрывал дом, прорезанный громадной аркой, — сейчас доверху заваленной обломками, очевидно, намеренно. Слева, далеко, она упиралась в уже знакомую металлическую стену, — и он помчался в ту сторону.

Вылетев на перекресток, Йаати вновь осмотрелся. Слева опять поднималась стена, — зато справа улица уходила, казалось, прямо к трехрогой черной башне. Сердце у него ёкнуло, — похоже, что ему, наконец, повезло. Но здесь, на открытом пространстве, он вдруг почувствовал себя крайне неуютно, — казалось, что из темноты окон за ним следят тысячи недобрых глаз. Страх снова подступил волной, — и Йаати побежал, всё быстрее и быстрее. Стук шагов, отражаясь от стен, словно пулеметная очередь, летел ему вслед.

17.

Он опомнился, поняв, что тупо смотрит в грязный асфальт. Он стоял на нем на четвереньках, сердце билось где-то у горла, грудь горела. Йаати мотнул головой и поднялся, осматриваясь. Вроде бы, времени прошло немного, — тот же рыжеющий вечерний свет, — но место вокруг оказалось незнакомое. Какой-то двор, скорее — тупик улицы, с трех сторон окруженный старыми домами. Похоже, на бегу у него снова «выбило» сознание, — и это очень ему не понравилось.

Но то, что он увидел, обернувшись, не понравилось ему ещё больше. Убегающая к бурому горизонту улица… но не пустая: на ней мерцало несколько уже знакомых ему бело-фиолетовых силуэтов. Те самые ирреальные твари, пока что далеко… но до ближайшего перекрестка тоже оказалось не близко, и Йаати понимал, что бежать им навстречу — не выход.

Он крутанулся на пятке, высматривая возможные пути к отступлению. Все двери закрыты, окна тоже. Сумку с едой он, наверное, оставил в щитовой, — забраться с ней в вентиляцию у него точно не вышло бы, а есть и пить уже хотелось.

Йаати не знал, что делать дальше, — то есть, совершенно, — и испуганно вздрогнул, услышав странный электрический звук, — словно за спиной включили огромный телевизор. Обернувшись, он заметил, что улицу перекрыло смутное голубоватое сияние, поднимавшееся до второго этажа. Узнав уже знакомое силовое поле, он облегченно вздохнул: похоже, что ему, наконец, повезло. Но сидеть здесь он не мог… и, вздохнув, ещё раз осмотрелся. Взгляд его обратился на дом, замыкающий улицу, — очень старый, четырехэтажный, покрытый облупившейся бледно-зеленой побелкой. Но — совсем неповрежденный, что на общем фоне уже смотрелось необычно. Ни одного разбитого стекла. Двери подъездов тоже целые — но, к его счастью, не запертые. По крайней мере, та, за которую он взялся, подалась, пропуская его в темный сырой тамбур.