Пробуждение спящей красавицы. Психологическая инициация женщины в волшебных сказках

Снова возвращаемся к тому моменту первой главы, где мы на время согласились с тем, что корни сказки — исторические. В. Я. Пропп это блестяще доказал, однако в самом начале своей второй книги он предположил, что общие корни сказок могут быть и психологическими: «Хочется поставить вопрос: если все волшебные сказки так единообразны по своей форме, то не значит ли это, что все они происходят из одного источника? На этот вопрос морфолог не имеет права ответить. Здесь он передает свои заключения историку или сам должен превратиться в историка. Но от себя мы можем ответить хотя бы в виде предположения: да, это так. Но только вопрос об источниках не должен быть поставлен узко географически… Единый источник может быть ипсихологическим (курсив мой) в историко-социальном аспекте»[18].

Правда, в конце книги В. Я. Пропп сам же опроверг свое предположение («Мы нашли, что композиционное единство сказки кроется не в каких-нибудь особенностях человеческой психики, оно кроется в исторической реальности прошлого»[19]). Однако я не считаю принципиальным противопоставление, отмеченное В. Я. Проппом. Единый источник сказок, по моему мнению, является и историческим, и психологическим. Психология родового человека во многом отлична от психологии наших современников. Тем не менее, историческая реальность меняется, а сказка остается в прежнем виде. Следовательно, кроме обряда за структурой волшебной сказки кроется еще нечто, что не изменяется со сменой строя.

Я радовалась, когда, перечитывая работы психологов-практиков, регулярно в своей работе имеющих дело с архетипическим поведением клиентов, находила подтверждение своему предположению о том, что сюжет сказки — это некий универсальный код прохождения пути психологического развития. Конечно, разные авторы называют этот феномен разными именами, но все они видят в сюжете сказки психологическую подоплеку. Ниже я привожу точки зрения специалистов, которые поделились своими сомнениями и наблюдениями на этот счет.

Точка зрения К. Юнга

К. Юнг в «Воспоминаниях, сновидениях, размышлениях» пишет: «Я смог установить, что в разное время в разных концах земли появлялись одни и те же истории. Должна была существовать какая-то причина, и эта причина не могла быть связана с общими религиозными предпосылками. Это был не тот случай. Скорее всего, дело было в некоторых объективных свойствах человеческой психики. Но вот здесь-то — в том, что касалось объективных свойств психики, я не мог найти абсолютно ничего, кроме разве что всякого рода измышлений философов о душе»[20].

В другой работе К. Юнг утверждает, что «сказка как спонтанный, наивный и нерефлексируемый продукт души не может высказывать ничего другого, кроме того, что же собственно из себя представляет душа. Поэтому не только наша сказка, но и бесчисленные другие сказки делают то же самое. Для дилетантов в этой области я хотел бы добавить, что учение о структуре психики было выведено не только на материале сказок и мифов, но основано на опытах и наблюдениях в области медико-психологического расследования. Лишь вторично было найдено подтверждение этому учению в области, лежащей очень далеко от врача, — в области сравнительного исследования сказок»[21]. Слова про клинические наблюдения у меня по понятным причинам откликаются особенно — с наблюдений все и началось.

Точка зрения М.-Л. фонФранц

М.-Л. фон Франц, ученица и соратница К. Юнга, рассматривая происхождение сказки, полемизирует с Э. Б. Тэйлором, автором книги «Первобытная культура»: «Тэйлор, опираясь на предложенную им теорию анимизма, попытался объяснить происхождение волшебных сказок из ритуала. Он утверждал, что их необходимо рассматривать не столько как остатки подвергшегося распаду верования, сколько как специфическое отражение древних ритуалов: ритуалы уже исчезли, но то, о чем они говорили, сохранилось в виде волшебных сказок. Я с этим согласиться не могу, так как считаю, что основой для сказок является не ритуал, а архетипический опыт»[22].

На мой взгляд, эти слова верны и по отношению к высказыванию В. Я. Проппа, видевшего композиционное единство сказки в исторической реальности прошлого: «То, что сейчас рассказывают, некогда делали, изображали, а то, чего не делали, представляли себе»[23].

Точка зрения Д. Ю. Соколова

Того же мнения, что и М.-Л. фон Франц, психолог Д. Ю. Соколов: «Я не представляю, как могла бы сказка так сохраниться и продолжать жить в культуре, буквально всем отличающейся от той культуры, где она первоначально возникла, если бы она не была наполнена каким-то важным психологическим содержанием. У нас и у тех древних народов все разное — язык, государство, обычаи и т. д. — и трудно представить, что нас может объединять, если не устройство психики»[24].

Точка зрения П. И. Яничева