Пробуждение спящей красавицы. Психологическая инициация женщины в волшебных сказках

«Духовное рождение и вместе с тем осознанное отделение себя от родителей наступает обычно только вместе с вторжением сексуальности в пубертатном возрасте. С этой физиологической революцией связана также и революция духовная. Вследствие телесных изменений „Я“ выпячивается до такой степени, что зачастую заставляет считаться с собой совершенно несоразмерно. Отсюда и название „переходный возраст“»[48]. Главная проблема, которую предстоит решить в это время — это и есть проблема перехода в стадию молодости. По К. Юнгу «эта ступень простирается от непосредственно послепубертатного времени и примерно до середины жизни, которая приходится на возраст где-то между тридцатью пятью и сорока годами»[49]. Проблем очень много, но «если попытаться извлечь из почти неисчерпаемого многообразия индивидуальных проблем молодого возраста общее и самое главное, то наталкиваешься на определенную характеристику, присущую, похоже, всем проблемам этой ступени: речь идет о выраженном в той или иной степени застревании на детской ступени сознания, о сопротивлении действующим в нас и вокруг нас силам судьбы, которые пытаются вовлечь нас в мир. Что-то в нас хотело бы оставаться ребенком»[50]. Сопротивление направляется против расширения сферы жизни, являющегося важной особенностью этой фазы. «Стать социальным существом и преобразовать свою первоначальную природу так, чтобы она более или менее отвечала этой форме существования»[51], — вот достижение этой фазы.

В молодости и среднем возрасте мы осознаем свои проблемы; проблемы молодости возникают главным образом потому, что юноша цепляется за детские иллюзии. Лучше всего эти проблемы решаются, когда «человек достигает чего-то в жизни, становится полезным». «Для молодого, еще не добившегося успеха человека чрезвычайно важно сформировать свое сознательное Я активным и действенным, то есть воспитать волю. Если он не совсем уж гений, то ему вообще не стоит верить во что-либо, не идентичное воле. Он должен ощущать себя волевым существом, а все остальное может обесценить или же мнить зависящим от воли, потому что без этой иллюзии ему не достичь социальной адаптации»[52].

Зрелый возраст

Если воля — главное, что стоит развивать в молодости, во второй половине жизни все иначе. Чем ближе середина жизни и чем больше удалось утвердиться в своей личной установке и социальном положении, тем сильнее кажется, что найдены правильная линия жизни, верные идеалы и принципы поведения. Поэтому в дальнейшем возникает представление, что они незыблемы, и появляется желание навсегда за них зацепиться. Однако исподволь подготавливается существенное изменение человеческой психики. «Мы не можем прожить вечер жизни по той же самой программе, что и утро, потому что того, чего много утром, будет мало вечером, а то, что верно утром, вечером будет уже не верно», — пишет К. Юнг. Сетуя на то, что для сорокалетних людей нет школ, «которые готовили бы их к будущей жизни с ее требованиями так же, как вводят в знание мира и жизни наших молодых людей школы и институты», К. Юнг все же поправляется, что «это не совсем верно. Наши религии с давних пор являются или когда-то были такими школами», хотя и для очень маленького количества людей.

Итак, сорокалетнему человеку «больше не нужно воспитывать волю — скорее, чтобы понять смысл своей индивидуальной жизни, нужен опыт собственной сущности». «Социальная полезность уже не столь желанна, как раньше. Он воспринимает свою социально бесполезную творческую деятельность как работу и над собой, и личное благодеяние»[53]. Проблемой зрелого возраста может стать то, что «мы цепляемся за свою молодость подобно тому, как юноша цепляется за свое детство»[54]. То есть проблема все в том же, что и раньше, — неспособности перешагнуть через порог предыдущей фазы. «Очень часто встречающиеся невротические расстройства зрелого возраста имеют нечто общее: они пытаются перенести психологию фазы молодости через порог зрелого возраста»[55].

Старость

На мой взгляд, заслуга К. Юнга перед психологией развития в том, что он обратил свое внимание на вторую половину жизни человека. Юнг предположил, что в ней есть свой смысл и цели, отличные от периода молодости: «Человек вряд ли доживал бы до семидесяти и восьмидесяти лет, если бы подобное долгожительство не отвечало некоей цели человека как вида. Значит, вторая половина жизни тоже имеет свой смысл и цель, а не является всего лишь жалким придатком к первой. У примитивных племен, например, мы видим, что хранителями мистерий и законов почти всегда бывают старики, которые, по сути, и сохраняют культуру племени. А как обстоит дело у нас? Куда девалась мудрость стариков? Где их тайны и сказки? У нас старики пытаются скорее подражать молодым. В Америке даже считается идеалом, если отец ведет себя как брат своих сыновей, а мать как младшая сестра своей дочери»[56].