Пробуждение спящей красавицы. Психологическая инициация женщины в волшебных сказках

Помните у М. Булгакова в «Мастере и Маргарите» Воланд, отправляя голову атеиста Берлиоза в небытие, комментирует это словами: «Вы всегда были горячим проповедником той теории, что по отрезании головы жизнь в человеке прекращается, он превращается в золу и уходит в небытие. Мне приятно сообщить вам, в присутствии моих гостей, хотя они служат доказательством совсем другой теории, о том, что ваша теория и солидна и остроумна. Впрочем, ведь все теории стоят одна другой. Есть среди них и такая, согласно которой каждому будет дано по его вере. Да сбудется же это! Вы уходите в небытие, а мне радостно будет из чаши, в которую вы превращаетесь, выпить за бытие»[130].

Как это относится к терапии? Клиенты с заявками на восстановление энергии просят невозможного: не прожив всю глубину упадка, не похоронив расчлененных останков прошлого, они желают создать что-то новое. Расскажу про сессию Марины.

«Отстой»

В одной дзенской притче мастер говорит умирающему ученику: «Умереть — интереснейшее ощущение, но твой страх помешает тебе насладиться им».

Хайо Банцхаф

Марина, двадцатитрехлетняя девушка с утонченной, богемной красотой, успешная в коммерческом плане художница, внезапно бросила рисовать и стала вести разрушительный образ жизни: покуривать травку, уходить в запои, решила бросить обучение по программе второго высшего образования. В групповой работе со снами она не сразу, но рискнула рассказать свой сон на не очень-то благозвучную тему. Это был сон про понос. Я предложила озвучить сон, как это принято в гештальт-подходе Ф. Перлза, где каждый фрагмент сна является частью личности клиента. Напомню, что озвучивание ведется от первого лица, в настоящем времени, чтобы не терять живость повествования, а в конце монолога нужно сказать: «И я так живу», или: «И это часть моего существования». Начав озвучивать понос, клиентка испытала чувство стыда, но я попросила диссоциироваться от него и проделать упражнение до конца.

Марина (озвучивает фрагмент сна): «Я понос, я выхожу из Марины, и внутри нее остается пустота…»

Я: Сейчас оставайся, пожалуйста, в роли поноса, не переходи в роль Марины.

Марина (продолжая озвучивать понос): «Я понос, я состою из экскрементов, я отправляюсь в унитаз, меня размывает водой, я разрушаюсь и превращаюсь в частицы, которые ничем не соединяются…»

Я: Прошу тебя не использовать слово «которые», потому что ты автоматически переходишь в третье лицо — «они». Оставайся в первом — в «я»: «я — частица поноса, экскрементов, я одинока и ни с кем не соединяюсь…»

Марина: «Я — частица поноса, экскрементов, я одинока и ни с кем не соединяюсь. Я отправляюсь по канализационным трубам куда-то… не знаю, куда…»

Я: Куда обычно отправляется содержимое канализационных труб?

Марина: Не знаю. Наверное, в какой-нибудь отстойник. Да, я отправляюсь в отстойник. (С радостными нотками) Я — отстой!

Я: Что чувствуешь?

Марина: Классно быть отстоем. Дальше уже некуда, и никому до меня уже нет дела. Я здесь нахожусь столько, сколько мне нужно… Спокойствие, чувство покоя, удовлетворения.

Я: Как это относится к твоей жизни?

Марина: Это про мои отношения с родителями. Они не дают мне покоя, заставляют заниматься живописью, говорят, что талант пропадает, надо работать каждый день, заставлять себя, что это просто моя лень, и я ничего не добьюсь в жизни, если буду так себя вести… А я просто не могу работать, мне все безразлично, но при этом виню себя, что я такая.

Я: Давай еще немного поработаем с твоим сном. Что с тобой происходит дальше?

Марина: «Я выплескиваюсь вместе с себе подобными на поля, впитываюсь в почву. Во мне нет ничего от того, чем я была, я частица органики, я живу в почве и участвую в подземной жизни. Я вместе с водой попадаю в стебель растения и расту. Я росток цветка, я раскрываюсь навстречу солнцу…»

Я: Какой ты цветок?

Марина: Ирис. «Я сиреневый ирис с золотистой серединкой. Я цвету… Я прекрасна!»

Комментарий к сессии «Отстой»

Мне, наконец, стало понятно, почему на занятиях по арт-терапии Марина все время рисует ирисы. Похоже, ей тоже это стало понятно. К. Юнг сказал про рисунки своих пациентов: «Эти рисунки действенны не потому, что порождены их собственной фантазией, а потому, что пациенты поражены самим фактом производства их субъективным воображением самых неожиданных мотивов и символов, которые подчинены определенным законам и выражают идею или ситуацию, труднодоступную сознательному пониманию. Сталкиваясь с этими рисунками, многие пациенты вдруг впервые осознают реальность коллективного бессознательного как автономной сущности»[131].