Алла не скрывала удивления. Лишь в Кремлевском дворце съездов артистов заставляли идти к сцене через несколько постов охраны, с обязательным предъявлением паспорта. Перед выходом на сцену паспорта забирали и возвращали после окончания выступления, когда приходилось идти к выходу тем же путем, через те же посты охраны. Но в КДС на концертах присутствовали члены Политбюро, и даже генсек – дело понятное. А здесь-то чего?
Офицер и не думал отвечать на вопрос Пугачевой. Он недавно был прикомандирован к новому и загадочному Отделу спецопераций Первого главного управления КГБ СССР – внешней разведки. Его руководителем стал подполковник Калугин, бывший начальник службы охраны Горбачева. Поэтому Орлов и не думал вступать с Аллой Борисовной в дискуссию. Но про себя отметил, что все, кто был в помещении, смотрели на него не то что с удивлением, а с любопытством, а может, и с жалостью.
«Ждут, когда гражданка начнет размазывать меня по стенкам. Ну-ну!»– подумал Орлов и подошел к Пугачевой поближе. Он не торопился и не нервничал. Встал почти вплотную к курящей женщине, чтобы его было лучше слышно. А чтобы выглядеть естественно, сделал дежурно тупое лицо.
– Алла Борисовна, мне приказано уведомить вас, что ваш концерт отменяется. – Он произнес эту фразу и видел, как выражение лица певицы меняется на глазах. За недоумением последовало недоверие. Она задумалась, поднесла к лицу сигарету и долго смотрела на нее.
– Вот, значит, как – пришел чувак и отменил концерт? – начала заводиться Пугачева, но Орлов отметил, что это не злость. Скорее любопытство. Она замолчала и отвела руку с горящей сигаретой в сторону. Болдин подхватил окурок так же ловко, как до этого дал ей прикурить.
– Алла Борисовна! Вы назвали офицера «чуваком». Увы, я всего лишь майор Комитета госбезопасности. Вот мое удостоверение, – он протянул ей малиновую книжечку со щитом и мечом на одной стороне и надписью золотыми буквами «КГБ СССР» – на другой. Певица взяла удостоверение, развернула его и уже как артистка, кокетничая, внимательно посмотрела на фотографию и с прищуром – снизу вверх – сравнила ее с оригиналом. – И вот еще. Здесь записка от генерала Бобкова. Просил передать вам лично.
Он достал из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист белой бумаги и протянул Пугачевой. Та развернула его и прочла одну короткую фразу: «Уважаемая Алла Борисовна! Принято решение отменить ваше выступление в перерыве футбольного матча в «Лужниках». Дело государственной важности». И подпись: «Филипп Бобков».
– А что случилось-то, майор? – спросила Алла, поднимаясь с кресла и поправляя черный балахон.
– Будет выступать другой артист, – ответил Орлов и сразу понял, что хватил лишнего. Лучше бы ответить, что не знает подробностей, и Пугачева со свитой убрались бы со стадиона подобру-поздорову.
– И кто ж это такой? – Она задумчиво посмотрела на потолок. – Погоди, сама скажу. Кобзон? Софа? Лева Лещенко? Лайма? Муслим?..
Когда Орлов отрицательно покачал головой, она по-бабьи всплеснула руками и шлепнула себя по бедрам:
– Неужели Пол Маккартни?
Кузьмин и Непомнящий дружно заржали. Болдин продолжал сидеть. Но и он вопросительно посмотрел на офицера. Все они ждали ответа – кто посмел поднять руку на великую и ужасную, самую лучшую и единственную во всем мире Аллу?
– Вы его не знаете, – попробовал прекратить разговор Орлов.
Но Пугачева уже подошла к нему вплотную, руки в боки, еще чуть-чуть, и коснется грудью. Орлов уловил запах табачного дыма от ее дыхания.
– Это будущий зять Михаила Сергеевича Горбачева, – ответил Орлов и вытянулся – руки по швам.
В гримерке повисла тишина. Кузьмин пробормотал что-то типа «Опаньки!» и принялся быстро упаковывать гитару в кофр. Директор Непомнящий бесшумно подошел к столу и вытащил из ваз оба букета с желтыми розами. Болдин метнулся к двери и даже открыл ее. Шум и свист трибун сбили напряжение. Но Пугачева не сдавалась:
– Я его знаю?
– Нет. Его зовут Андрей Разин. Знаком с Ириной Горбачевой с детства. Разумеется – с Михаилом Сергеевичем и Раисой Максимовной тоже.
– Товарищ Орлов, познакомь! – обратилась Алла к майору и положила ему руки на грудь.
– Сколько угодно. – Он отступил на шаг и посмотрел на часы. – Через минуту-две будет здесь.
Но прошло всего несколько секунд, и в раскрытом проеме двери появился худой пацан с лисьей мордой. Прическа стандартная для перестроечных подростков – коротко сверху, длинно и волнисто сзади. Китайские кеды, узкие в дудочку черные брюки и огромный, явно не по размеру пиджак. То ли черный в белую крупную полоску, то ли белый в крупную черную. Под пиджаком белая рубаха с женским, окантованным черной нитью жабо. Плечи и верх рукавов пиджака набиты ватой, отчего пацан выглядел полосатым роялем на двух тонких ножках.
– Какой хорошенький, – промурлыкала Алла и подошла к полосатому. Почесала у него за ушком и обошла кругом. – Певец, значит! Это хорошо. Ладно-ладно! Давай соберись. Сейчас тебя будут рвать на миллионы кусочков. А ты петь-то могёшь? – спросила она с материнской жалостью.