Пробуждение в «Эмпти Фридж». Сборник рассказов (СИ)

26.03. Ад — это зацикленный день. Осталась вода. Есть ли в Аду вода? В моем есть даже салфеточный кораблик. Его прибило к ребрам коралловых скал. Это остров скелета. Или скелет острова. Я сделаю из костей плот. Чтобы покинуть его.

Надвигается шторм, я чувствую. Надо взять спасательную бритву.

29.03. Игра окончена? Нет! В ход идет план «Б»… Нужно только наложить жгут. Или не нужно? Быть или не быть, а, Суббота? Как еще назвать скелет Пятницы…

Когда выберемся, я тебя воскрешу. И дам новое имя. Знаешь, какое? Понедельник. Потому что я тебя ненавижу. Потому что я теперь и есть ты.

do or die

in the middle of the night

Оазис

У каждого из нас есть скрытый бак с энергией, которая хлещет, когда нам это нужно.

Алессандро Дзанарди, пилот Формулы-1

I

Старик Лью из тех барменов, кто даже из местного порошкового дерьма, не имеющего ничего общего с томатным соком, может сделать вполне сносную «Кровавую Мари». Но в этот вечер что-то пошло не так. И лиловые сумерки здесь совершенно ни при чем (не такое это и редкое явление), как сказал бы любой, кто верит в приметы и прочую подобную чушь. Нет. Скорее всего, у Лью просто закончился Табаско, и он компенсировал недостающую остроту обычным перцем. Как бы там ни было, это единственная примета, в которую я готов поверить — если в проклятой дыре под названием «Красный город» даже Табаско иссяк, тогда уж точно пора сваливать.

Бар пуст и мрачен, словно поднятый со дна кусок Титаника. Пожелтевшие стекла иллюминаторов и унылый вид на пустыню только добавляют сходства. А остатки краски на железных стенах напоминают времена, когда здесь было довольно живо, и когда это место сияло почище Бьюфорта, напоминая отполированную изнутри субмарину. Сейчас уже все в прошлом, и лучшее культурно-развлекательное заведение Оазиса давно начало гнить. Как и все остальное на этой планете, постепенно превращаясь в ржавую труху.

Лью наливает порцию себе, что означает только одно — до закрытия осталось меньше пятнадцати минут. Затем сквозь полупрозрачные очки смотрит на меня, как старый пират, чудом сохранивший оба глаза, и говорит:

— Я знаю, что ты задумал, и готов помочь тебе в этом нелегком деле.

Меня его осведомленность не удивляет. Оазис с самого начала был не городом, а огромной железной деревней, в которой все обо всем знают. Но что он имеет в виду, говоря, что готов помочь? Неужели старик задумал провернуть на мне какую-то аферу?

— И как же? — Спрашиваю из чистого любопытства, держа в голове мысль — что бы он ни начал предлагать, вряд ли это что-то стоящее. Ему сейчас позарез нужны деньги, поэтому он и крутится как может, идя на любые ухищрения.

И тут Лью заговорил про возможность срезать путь. Конечно, звучит как полный бред — срезать путь в ралли, где ты сам прокладываешь кратчайший маршрут от одной контрольной дуги к другой. Но скоро какая-то часть меня начинает понимать: доля правды в его болтовне есть, пусть и в теории.

Между тем сижу и думаю — почему глядя на него мне в голову приходит образ пирата? На морского волка он явно не тянет: прилично одет, без щетины, опрятен. Синий пиджак поверх битловки сидит идеально, и это не то, что представляется при мысли о карибских злодеях. Возможно что-то такое есть в его чертах лица или мимике — хитрые глаза то и дело бегают, словно в поисках легкой наживы. А голос такой же низкий, как у какого-нибудь капитана Дрейка или Моргана. Хотя откуда мне знать, какие у них были голоса? Видимо, я совсем пьян.

Погрузившись в размышления, я и не заметил, как Лью целиком перешел на термины вроде «горизонт событий» и «тензор энергии-импульса». В какой-то момент начинает казаться, будто он типичный технарь-физик. Но скоро приходит понимание, что он оперирует чуждыми ему материями, плавая в матчасти на уровне дилетанта. Я еще подумал: если старик сложит листок бумаги пополам и продырявит его карандашом, я ткну этим самым карандашом ему в глаз.

Вскоре короткая лекция про мосты Морриса-Торна подходит к концу, и я озвучиваю мучивший меня все это время вопрос:

— И на черта ты мне об этом рассказываешь?

Лью опрокидывает в себя остаток красной жижи, ставит стакан на стол.

— Хочу долю от выигрыша.

Удивленно смотрю на него, пытаясь понять, почему он решил развести именно меня. Да еще и с такой идеей, которая в трезвом виде мало кому пришла бы на ум: якобы в пустыне есть штуковина вроде червоточины, и проскочив через нее, можно сэкономить немного времени. Бред, конечно. Но мне другое интересно…

— А почему я? Сейчас в ралли участвуют все, кому не лень, и у кого есть корыто, способное котиться.

Он достает из шкафчика бутыль томатного сока и делает себе вторую порцию, используя вместо текилы водку (в этом и есть основное отличие «Мари» от «Мэри»). Потом заводит тираду, мол, не стоит называть машины корытами, ибо они все чувствуют, и уж наверняка у каждой из них есть душа, в отличие от нас людей. Бывший гонщик, короче.