Пробужденный

– Он тебя… не презирает, – ответил Астен с запинкой.

– Слушайте, – сердито сказала я, вытирая слезы. – Не надо его защищать. Он большой мальчик и сам отвечает за свои решения.

Я попыталась подняться на ноги, но обнаружила, что они мне не подчиняются.

– Ты пожертвовала слишком много энергии, – объяснил Амоз.

– Но я думала…

– Мне все-таки удалось ему кое-что передать. Но я не знаю, будет ли этого достаточно, – и Амоз, встав, легко подхватил меня на руки. – В любом случае сейчас тебе нужно вздремнуть.

Я была так оглушена неприятием Амона, что даже не вздумала сопротивляться. Амоз отнес меня в спальню, опустил на кровать и закрыл за собой дверь. Я думала, что не смогу сомкнуть глаз, но мгновенно провалилась в сон.

Я не шевелилась шестнадцать часов. Когда я проснулась, меня сразу же встревожили две вещи. Во-первых, кровать заливал свет почти полной луны – а это означало, что у нас меньше суток на спасение мира. Во-вторых, на меня кто-то смотрел.

Я испуганно вскочила – и увидела, что в кресле в углу комнаты, в свежей одежде и солнечных очках, скрестив в лодыжках длинные вытянутые ноги, сидит Амон.

Глава 22. Пирамиды

– Амон? – прошептала я. – Как ты себя чувствуешь?

– Неплохо, учитывая обстоятельства.

– Твои братья…

– Отдыхают. Как и доктор Хассан.

– О.

Я не знала, что еще сказать. Боль, через которую мы прошли и которая нам только предстояла, – казалась слишком огромной. Но хуже всего была неизвестность. Будущее выглядело пугающе неопределенным.

– Как твои глаза? – неловко спросила я наконец.

Амон то ли усмехнулся, то ли скорчил гримасу.

– Не знаю. Прямо сейчас они не со мной.

– Прости, – пробормотала я. – Дурацкий вопрос.

– Не извиняйся. Это я должен просить прощения. Мои братья за тебя беспокоятся.

– Да?

– Да. Похоже, они неверно истолковали природу нашей связи.

Сердце пропустило удар. Я облизнула губы. Что бы он ни произнес дальше, это или разобьет, или исцелит мое сердце.

– И что ты им сказал?

– Правду. Что у меня нет никакого желания скреплять эту связь – и я больше не возьму ни капли твоих жизненных сил. Я сам виноват, что позволил тебе зайти так далеко.

– Понятно.

– Братья считают, что без тебя мне не хватит сил завершить церемонию.

– Это правда?

Амон дернул челюстью.

– Нет. У доктора Хассана появилась мысль, как можно обезвредить Себака на то время, пока мы будем проводить ритуал. Братья согласились с его планом, полагая, что ты останешься со мной до самого возвращения в загробный мир.

– Я не против.

Амон подался вперед и сложил ладони.

– Юная Лилия… Я хочу, чтобы ты отправилась домой. Немедленно. До того как все это случится.

– Но твои братья думают, что я тебе нужна…

Амон испустил короткий горький смешок.

– Не в том смысле, в котором они полагают. Чтобы исполнить предначертанное, мне вполне хватит собственных сил.

– А что, если нет?

– Значит, так тому и быть.

И Амон снова откинулся в кресле, будто наша беседа утомила его не меньше битвы. Я нахмурилась. Раненый мужчина, сидевший напротив, был лишь тенью человека, которого я знала. Он даже не заговорил о любви, не сказал, что будет по мне скучать или что благодарен за проведенное вместе время – а не только одолженную энергию. Но еще более пугающим было то, что он, похоже, разуверился в своей миссии.

Бог солнца был сломлен. Предан собственным телом. Вечная сущность, лишившаяся надежды, – что может быть печальней? Амон по-прежнему блокировал нашу связь, но я и так ощущала чувство потери и отчаяние, которые его переполняли. Бесследно исчезла его солнечная улыбка, радость узнавания мира – и вера, что он должен преодолеть любые препятствия, чтобы исполнить свой долг. Другими словами, это был совершенно не тот человек, с которым я познакомилась неделю назад и в которого по уши влюбилась.

– Амон? Из этого замкнутого круга должен быть выход.

– Нет, Лилия. Его нет.

– Расскажи мне все. Дело не только в глазах, я же чувствую. От меня тебе не нужно таиться. Я могу помочь!

Амон сделал глубокий вдох. Когда он поднял голову, его лицо словно превратилось в восковую маску.

– Ты слаба, Лилиана. Ты смертная. Если я пожелаю, то раскрошу тебя в пыль, даже не вставая с места. Тебе нет места рядом со мной. И хорошо бы тебе наконец это уяснить.

Мне в грудь словно въехал грузовик. Смысл его слов ранил хуже ножа – хотя я понимала, что это правда. Я была слабой и смертной. А еще, как сказал Астен, никудышной жрицей. Но хуже всего было даже не обвинение в слабости или заявление, что он не желает со мной быть, – с этим я могла смириться. Я не питала иллюзий по поводу собственной силы.

Нет, хуже всего было то, что он назвал меня полным именем – Лилиана. Он никогда не называл меня так официально, и это имя мгновенно напомнило, кем я была на самом деле. Лилианой. Так называл меня отец – строго, но покровительственно. Так называла меня мать, желая убедиться, что я слушаю ее указания, или представляя друзьям на вечеринках.

Но только не Амон.