Пробужденный (ЛП)

хорошо, но я уверяю тебя, что я в состоянии искупаться и без слуг. Уж прости, что тебе

приходится терпеть мой запах.

Он замолчал на мгновение, и я уже подумала, что он задремал, когда он сказал

мягким голосом:

- А правда в том, что если бы я мог закупорить запах своей водной лилии в бутылку

нес бы его через пустыню, то будь я страдающим от солнца или умирающим от жажды, и

если бы шейх в пустыне предложил мне спасти меня в обмен на это, или обменять мою

жизнь на это, я не променял бы его на все драгоценности, шелка и сокровища Египта и

всех соседних земель. Так что, сказать, что твой запах приятен мне, это значит унизить

то, что я чувствую.

Его эмоции, что я ощущала, были смятенными. Сожаление, смешанное с глубоко

скрытой тоской, что шла вместе с разочарованием. Я не могла найти ответ на такое

трогательное признание. Мужчины так не говорят. По крайней мере, не те, что сделаны и

крови и плоти.

То, что он только что сказал, было близко по уровню к тому, когда удалой парень

получает девушку, и они вместе уезжают в закат. И я понимала, что вряд ли для него

такое возможно.

- Где ты такое услышал? Вне саркофага?

Амон поежился, но не посмотрел на меня.

- Эти чувства – правда, - наконец, сообщил он.

Я изучала его лицо, но я не видела, чтобы там был хоть малейший признак того, что

он шутит.

- Оу, - сказала я и запнулась. – Тогда спасибо.

Амон хмыкнул и откинулся на спинку сидения, прикрывая глаза. Водитель долго вез

нас, пока не оказался у красивого отштукатуренного дома. Мы вышли, и Амон удерживал

меня за руку, пока склонился к стеклу, разговаривая с водителем. Пока Амон

разговаривал, я высвободила руку и забрала из его второй ладони связку ключей. Он

бросил на меня взгляд, говорящий «не уходи далеко», и вернулся к разговору.

Я прошла по короткой дороге к дому, благодаря деревья, бросавшие тень на дорогу.

Высокие платаны не только защищали от жары, но и не давали солнцу светить на меня.

Дом Озахара Хассана был небольшим и двухэтажным. На стыке этажей была красная

плитка.

Отыскав нужный ключ, я открыла дверь и шагнула внутрь. Несмотря на большое

количество окон, солнце в них почти не попадало, а потому в доме не было жарко.

Посмотрев ближе, я обнаружила, что окна были покрыты темной пленкой, что отражала

солнце.

Хотя снаружи дом выглядел чистым и непорочным, с четкими линиями и плиткой,

интерьер был совсем другим. На каждой поверхности лежали египетские сокровища, начиная хрустящим пергаментом с цветными рисунками, заканчивая огромными

картинами. Безделушки и предметы коллекций были разбросаны как попало, без особой

задумки, многим из них нужна была чистка. Я не могла точно сказать, были ли они

репликами или оригиналами, но у меня были подозрения, что у человека, что являлся

главным визирем группы жрецов, что существовала тысячелетия, есть разрешение делать

то, что другим нельзя.

Я склонилась, изучая прекрасную статую кошки, когда Амон появился позади меня.

Он не издавал шум, но я настолько сильно его сегодня чувствовала, что ощутила его

присутствие. Я чувствовала его тепло, словно мне в спину светило солнце. Амон

опустился на колени рядом со мной и провел рукой по голове кошки.

- Кошек почитали в Египте, - сказал он. – Некоторые даже ходили на охоту со

своими хозяевами, ловили птиц или рыбу. Когда же любимый питомец умирал, его

хозяева обычно брили брови, выражая боль утраты.

- Интересно, - пробормотала я, сосредоточившись больше на человеке рядом с собой, а не на статуе.

- Да. А когда брови вырастали снова, время скорби заканчивалось.

- Раз уж теперь ты у нас птица, тебе нравятся коты или ты их ненавидишь? –

спросила я, выпрямляясь одновременно с Амоном.

- Думаю, ни то, ни другое.

Я смело потянулась к нему и провела пальцами по одной из бровей.

- А ты любил кого-то так сильно, чтобы потом сбрить брови, скорбя?

Амон поймал меня за запястье и опустил мою руку, мягко отвечая:

- Любовь к кому-то оказывается жестокой иронией судьбы для того, кто больше

всего времени проводит в землях мертвых.

- Видимо, так и есть, - чувствуя себя неудобно, я отошла к полке, словно

рассматривала артефакты, а сама размышляла о странной жизни Амона. – Куда ты

уходишь? – тихо спросила я. – Когда ты не на Земле?

Амон вздохнул.

- Лучше об этом не говорить, Лили.

- Но мне нужно понять. Мне нужно знать, зачем вы жертвуете. Мне нужно знать, что

ты…

- Что я?

- Что ты счастлив там.

Взлохматив рукой волосы, Амон спустился ладонью к шее и ответил:

- Я не… несчастен там.

- Это звучит очень размыто.

- Сложно объяснить.

- Прошу, попытайся.

Подумав мгновение, Амон начал:

- Когда мое бессмертное тело становится… мумией, моя ка, моя душа, отделяется от

него и должна пройти по дороге загробного мира. Мое сердце не взвешивают на весах

правосудия, как это происходит у других, ведь я не остаюсь там навсегда. Не совсем. Хотя

я одинок там, я проживаю тысячелетие в относительном комфорте.

- Что значит «в относительном»?

- Я могу проводить время с братьями, но поскольку мы обязаны служить Египту, мы

не можем вернуться в свои тела, когда захотим, и не можем воссоединиться с