Ропотову вдруг вспомнилась подходящая случаю фраза, брошенная одним из героев книги Спиридонова, на которой он как раз остановился, не прочитав и пятидесяти страниц «Доктора Живаго». И он с явным удовольствием, что хоть что-то из этой книги у него осталось в голове, сейчас же её произнёс вслух:
— Печку топить — это вам не на рояле играть. Надо поучиться!
Разумеется, никто в комнате не смог оценить его великолепную память и находчивость. И одна лишь тишина поддержала его разговор.
Огонь в печи быстро занялся, как только дрова были переложены по всем правилам. Маленькую чайную свечу Ропотов положил прямо на решетку колосника, зажёг её с одной спички и стал аккуратно обкладывать со всех сторон дровами: сначала тонкими, а поверх них — уже более массивными. Первое время Алексей не закрывал топочную дверцу, прикрыв лишь, и то наполовину, дверцу зольника. От этого комната стала наполняться приятным глазу жёлтым, нервно дрожащим светом. Частые потрескивания дров, иногда даже слишком громкие, никого не беспокоили. Спавшие в комнате, услыхав было во сне эти звуки, на миг просыпались, но, завидев неподвижную картинку опустившейся в тишину ночи комнаты и успокаивающие отблески и тени отражающегося на стенах и потолке молча играющего огня, тут же засыпали вновь. Другие же, как, например, самый маленький — Паша и самая отрешённая от проблем этого мира — Наташа, спали, не шелохнувшись. Вероятно, в это время им снилось что-то очень хорошее, наверное, из прошлой беззаботной жизни.
Лена сидела на стуле рядом с Алексеем. Они оба: она, сидя, и он, развалившись на полу и опершись лишь на один локоть, — заворожённые, смотрели в топку, скорее даже сквозь неё.
Жар от открытого огня стал быстро распространяться по комнате, но те, кто располагался к очагу ближе всех и к тому же не спал, Ольга и чета Ропотовых — были просто очарованы этим незамысловатым действом. Подумаешь, огонь в топке горит! Но что это такое для людей, которые почти весь последний месяц только и думали, чем обогреть своё тело, где приготовить пищу и как спасти от холода своих близких? Теперь этот огонь воплощал для них саму жизнь, надежду и победу, самоё их будущее.
— Вот теперь я по-настоящему понимаю цену подвига Прометея, — чуть слышно проговорил Ропотов, всё также глядя в задумчивости сквозь языки пламени.
Никто не поддержал Алексея словом, хотя обе женщины прекрасно слышали, что он сказал, и также прекрасно знали упомянутого им древнегреческого героя, ценою собственной жизни подарившего людям огонь. Но эта его фраза не была обращена ни к кому конкретно, а продолжать, пусть даже и такую позднюю беседу (в присутствии глубоко неприятного тебе человека), не хотела ни Лена, ни Ольга.
По мере разгорания печи и подбрасывания в её жерло всё новых и новых поленьев дров, в комнате становилось жарче. Лена стала раздевать детей; они, сонные, поднимались, как зомби, негромко бормотали что-то, послушно поднимали вверх руки, когда она стягивала с них одежду, и тут же валились без памяти на кровать. Вскоре и бабушку Ларису, и лежавшую у стенки Наташу становившийся всё более навязчивым печной жар также заставил избавиться от лишних одеяний.
Заполнив топку этой и ещё одной корзиной дров, для чего пришлось выходить во двор, Ропотов, наконец, объявил, что на сегодня достаточно.
Всё это время Лена, чьё спальное место, как и место её мужа, было определено на верхнем этаже дома, как могла, боролась со сном. Но она даже и не помышляла о том, чтобы идти спать. Перспектива оставить, пусть даже на несколько минут, своего мужа наедине с его бывшей любовницей, пусть та даже сейчас и отвернулась, и спит, хотя может быть, только делает вид, что спит и только и ждёт её ухода, была для Лены неприемлемой. Этого она не могла допустить ни в коем случае. Оттого и продолжала Лена елозить на опостылевшем ей скрипучем стуле, клевать то и дело носом и мучиться от жара, ставшего уже нестерпимо сильным.
Но никому не устоять перед силой стихии! Снимая с себя один за одним предметы одежды — впервые за долгое время, Лена стала явственным образом ощущать запах своего давно немытого тела. С каждой минутой это ощущение росло, а вместе с ним росло и её осознание собственной ущербности: ведь не только Алексей, но и её соперница наверняка тоже чувствует исходящую от Лены эту гадкую вонь, совершенно несовместимую с образом молодой красивой женщины, чувствует и в тайне ликует от собственного превосходства. От самой-то вон как мылом и свежестью пахнет!
Вот почему слова мужа о завершении топки Лена восприняла как спасение. Она тут же поднялась со своего места, при этом не переставая принюхиваться к себе с хорошо скрываемым от других отвращением, подошла к соседней кровати, где спали её дети и мать, и поправила одеяло у Саши, хотя особой нужды в этом и не было. Поцеловав сына в лобик, и убедившись, что её муж действительно уходит, она незамедлительно проследовала за ним.