Прочь от одиночества

— Ради бога, скажи что-нибудь. Что происходит у тебя в голове? Почему ты не сказала мне, что еще девственница? Неужели ты не понимаешь, как я ненавижу себя за то, что произошло? Я и так себя презирал, но теперь…

Он вскинул вверх руки. До сих пор ему приходилось иметь дело с опытными женщинами, которые ничего от него не ожидали. Означает ли тот факт, что, если Франческа отдалась ему, то она будет ждать от него чего-то большего, чем просто секс?

— Почему ты меня не остановила?

— Потому что я этого хотела, — тихо ответила она.

— Но почему? Между нами никогда ничего не может быть, неужели ты не понимаешь? Даже когда все закончится и ты не будешь моей клиенткой, между нами не может быть отношений.

— Почему? Я слишком молода для тебя? — Голос ее дрогнул. — Мне двадцать три, а не тринадцать, уже можно выходить замуж, голосовать, работать, совершать ошибки и подвергаться общественному порицанию.

— Нет! — закричал Филипп, не в силах больше сдерживаться. — У меня не может быть никаких отношений. Я тебе говорил! Ты же не случайно до сих пор оставалась девственницей — наверное, ждала подходящего мужчину или встречи с будущим мужем. Я никогда не стану таким человеком для тебя!

— Я и не хочу! — тоже закричала Франческа, вне себя от стыда и растерянности. — Прекрати делать выводы обо мне. Я никого не ждала. Неужели ты меня не слушал? Я много раз тебе говорила, что не собираюсь пока заводить семью — до тех пор, пока у меня не будет собственной юридической компании. Сначала я построю карьеру, а потом уже выйду замуж за кого-то, кто будет видеть во мне равного партнера. Ты не из таких.

— Тогда почему? — сжав затылок ладонями, Филипп глубоко вздохнул. — Прошу тебя, объясни мне, чтобы я не провел остаток своей жизни, ненавидя себя за то, что воспользовался твоей невинностью. Ты похоронила брата всего несколько дней назад, а такие вещи оставляют свой след, даже если ты этого и не осознаешь в настоящий момент.

Франческа закрыла лицо руками — тело ее колотила дрожь. В комнате воцарилось молчание — Франческа старалась не разрыдаться, хотя слезы уже готовы были пролиться.

— Я знаю, что смерть Пиеты подействовала на меня, — прошептала она. — Она показала мне, какой короткой может быть жизнь. Я могу умереть от болезни, попасть под машину или стать жертвой стихийного бедствия. Люди умирают каждый день. Ты ходил по улицам Кабальерос вместе со мной… ты побывал во многих переделках, ты должен знать, как хрупка жизнь.

Филипп слушал, прищурившись. Встретив его взгляд, Франческа попыталась улыбнуться сквозь слезы.

— Одиннадцать дней назад я и представить себе не могла, что она может вот так оборваться в одночасье. Смерть отца была ужасной — но ему было семьдесят, и он долго болел. Пиете было всего тридцать пять — он был молод, полон сил, недавно женился, его ожидало светлое будущее, — и все это исчезло в один момент из-за какого-то тумана. Тумана! — выкрикнула она, вне себя от жестокости произошедшего.

Сердце замирало в груди при виде угасающего отца — но он до самого конца сохранил чувство юмора, свою живую натуру. У семьи было время с ним проститься. Ничто не могло подготовить их к ужасной гибели Пиеты.

— Все люди, что погибли во время урагана на острове, тоже могли бы рассчитывать на будущее, и у них были семьи, любимые. Если это произошло с Пиетой, то я тоже могла бы стать жертвой.

Девушка подняла руку, чтобы остановить Филиппа, готового возразить.

— Не знаю, сколько мне осталось прожить, но я хотела бы получить от жизни все самое лучшее — и желательно почувствовать это. Ты заставляешь меня ощущать то, что я никогда раньше не испытывала — будь то что-то хорошее или пугающее, это настоящие чувства. Понимаешь?

Филипп кивнул, не сводя глаз с Франчески.

— Не знаю, то ли я просто по-другому начала воспринимать жизнь, или трагедия оказалась лишь катализатором… — Франческа слабо улыбнулась. — Нет, я знаю, если бы мы встретились при других обстоятельствах, я бы все равно хотела быть с тобой. Я не ожидаю от тебя ничего — мне достаточно того, что есть. Не думай, что ты мной воспользовался. Я отдалась тебе с полным осознанием того, что делаю, так же как и ты — мне.

Она снова попыталась улыбнуться, но губы ее дрожали.

— Вот и все.

Филипп, слушая, понимал, что все меньше и меньше сердится на Франческу и на себя самого. Взглянув на девушку — она свернулась в клубок на огромной кровати, — он импульсивно придвинулся к ней ближе и взял ее холодные руки в свои, потер их и поцеловал. Она робко улыбнулась, отчего у него защемило в груди.

— Я причинил тебе боль, да? — тихо спросил он. Она лишь кивнула.

— Это была моя вина. Если бы ты знал…

— Если бы я знал, я бы действовал аккуратно, а не набросился на тебя, точно дикий зверь.

Франческа состроила гримаску.

— Ну да, конечно, ты бы даже не прикоснулся ко мне. Вот почему я промолчала.

Филипп рассмеялся: