Прочитаны впервые

Правда, почти все восемь лет военной службы провел он в общении с немцами. После Военно-политического училища имени Фридриха Энгельса (будто предвестием его будущей «встречи» с Марксом и Энгельсом было название этого училища!), где он изучал и немецкий язык, доучиваться довелось на фронте в рядах 30-й, впоследствии 10-й гвардейской армии. Там, в 7-м отделе Политотдела армии – отделе по работе среди войск и населения противника, беседовал Малыш с пленными, читал собранные на полях боев письма немецких солдат и офицеров, писал листовки, предназначенные для разложения войск противника, подползал как можно ближе к линиям окопов гитлеровцев и через громкоговоритель обращался со словами правды и убеждения к немецким солдатам. После победы он был оставлен в Управлении информации Советской военной администрации в Германии и, разъезжая по стране, часто выступал на немецком языке на митингах. И вот здесь-то он встретил тех, кто в свое время впервые усомнились в фюрере, его «идеях», прочитав советскую листовку, прослушав полевую «МГУ» – мощную говорящую установку. Усомнились, но все же не сразу отказались от прежних своих понятий. И теперь, уже после победы, он спорил с такими сомневающимися, убеждал, разъяснял, учил. И сам в это же время учился – и умению опровергать застарелые убеждения, и нюансам немецкого языка.

Но это его знание языка – оказалось ли оно достаточным, когда, окончив Академию общественных наук и начав работать в Институте марксизма-ленинизма, где специализировался на экономических трудах Маркса и Энгельса, А.И. Малыш с бригадой приступил к подготовке в новом издании I тома «Капитала»? Могут ли они претендовать на более точное понимание и перевод Марксова текста?

Но ведь есть жалобы на неясные места, но ведь кое-что действительно неточно в проверенном временем переводе Скворцова-Степанова. Даже на первый взгляд то, что он читал в оригинале у Маркса, переведено не совсем адекватно. Хотя разница порой очень незначительная, очень тонкая… Да и может ли быть вообще абсолютная идентичность при переводе? В любом языке есть своя окраска каждого слова, своя нюансировка фразы. Глубокие мысли, сложные логические построения, понятные читателю, у которого с автором один родной язык, не требуют ли они при переводе некоторого дополнительного прояснения?

Ответы на эти вопросы имелись у Маркса и Энгельса. Их, выступавших в роли редакторов переводов «Капитала» на французский и английский языки, и взяла себе в «консультанты» бригада Малыша.

Известно, что Маркс назвал первый перевод «Капитала» на русский язык, сделанный Лопатиным и Даниельсоном, «мастерским». Но это был лишь общий отзыв – русский перевод ни Маркс, ни Энгельс не редактировали. Правда, когда Лопатин начал переводить первые главы «Капитала», он, проживая в Лондоне, советовался с Марксом, уяснил оттенки некоторых мыслей, чтобы при переводе наилучшим образом передать смысл каждой фразы. То, что Лопатин полагал особенно трудным для уяснения русским читателем, он комментировал. Но ведь Лопатин успел перевести только часть тома, а потом внезапно уехал в Россию, чтобы организовать побег Чернышевского из сибирской ссылки. Известно, что Маркс и Лопатин обменивались мнениями относительно необходимости прояснения особенно сложных для перевода мест. И Маркс обещал своему русскому другу проделать такую работу. Автор «Капитала» выполнил свое обещание, редактируя перевод первого тома на французский язык и отчасти подготавливая третье немецкое издание, вышедшее, однако, уже после его смерти.

Издание на французском языке было осуществлено в виде 44-х выпусков, выходивших друг за другом на протяжении 1872 – 1875 годов. Маркс приветствовал такое издание. «В такой форме, – писал он, – сочинение станет более доступным для рабочего класса, а это для меня решающее соображение». И хотя переводчик Жозеф Руа был большим знатоком и французского, и немецкого языков, переводил он слишком буквально – слово в слово. И это не удовлетворяло Маркса. Он сам стал редактировать перевод. Он писал, что рукопись Руа «от начала до конца пришлось переделывать». Объясняя Ф. Зорге, почему приходится так много трудиться над этим изданием, Маркс писал, что перевод он «часто вынужден переписывать заново, чтобы французам стала понятна суть». Об этой своей работе Маркс писал и в Петербург Даниельсону: «Я был вынужден переделывать целые куски французского текста, чтобы сделать их доступными для французской публики». Маркс рекомендовал Даниельсону при подготовке второго издания на русском языке использовать эти его переделки, советовал, чтобы «переводчик постоянно и тщательно сравнивал второе немецкое издание с французским, так как последнее содержит много важных изменений и добавлений (хотя, правда, я был вынужден не раз, особенно в первой главе, „упрощать“ изложение при переводе его на французский язык)». Маркс поставил слово «упрощать» в кавычки. В действительности же он не упрощал, а прояснял текст, делал его более популярным. Он сам писал, что при редактировании перевода «многое изложил гораздо лучше».