Прочитаны впервые

Что, казалось бы, нового можно было внести в редактирование книги, которая впервые вышла на русском языке еще в 1872 году и с тех пор издавалась многократно? (После революции этот том «Капитала» выходил в СССР 172 раза на 18 языках.)

В первом издании Сочинений три тома «Капитала» вышли в переводе, сделанном под редакцией известного ученого-марксиста и опытного литератора, каким был Иван Иванович Скворцов-Степанов. В предисловии от института было сказано, что «в этом переводе, выдержавшем уже ряд изданий, великое произведение Маркса читали и изучали поколения русских большевиков».

Чем же отличается I том «Капитала» во втором издании Сочинений? За основу был взят тот же перевод под редакцией И.И. Скворцова-Степанова, но в текст тома было внесено около десяти тысяч поправок и уточнений по сравнению с изданием 1937 года.

Десять тысяч поправок! Каким образом подготовитель тома Александр Иванович Малыш и руководимая им бригада научных работников института установили необходимость такого количества исправлений в почти каноническом переводе?

Каким образом? Говоря военным языком (а Малышу, ушедшему на фронт с пятого курса Тимирязевской академии и восемь лет прослужившему в армии, этот язык близок), понадобилось «массированное применение комбинированной системы средств, обеспечивших успех операции».

И в 1937 году, и в 1960-м за основу для перевода был взят текст четвертого немецкого издания, вышедшего под редакцией Энгельса в 1890 году. Известно, что это самое совершенное из всех немецких изданий, для которого Энгельс, по его словам, «считал необходимым установить по возможности окончательную редакцию как самого текста, так и примечаний». Энгельсом, а также частично Элеонорой Маркс была проделана после смерти автора «Капитала» огромная работа по подготовке четвертого издания первого тома: выявлены опечатки, сверены тексты цитат, учтены рукописные пометки Маркса на предыдущих изданиях и т.д. Но все же не все опечатки были исправлены, не все цитаты проверены, а после каждой последующей перепечатки, после каждого переиздания к накопленным прежде ошибкам прибавлялись новые.

В институте решено было провести генеральную сверку перевода с рукописью. Да и саму рукопись решено было проверить. И в ней обнаружено было свыше 270 описок, сделанных самим Марксом. Но к каждой описке уже привыкли. Чтобы исправить ее, нужно доказать – ошибся не ты, а автор. В отдельных случаях, при существенных описках, меняющих смысл, надо было специально, в особом примечании, оговорить, почему подготовители тома считают, что ошибся Маркс. Так, в третьей главе тома Маркс пишет, что из закона скорости обращения средств платежа вытекает: «масса средств платежа… находится в обратном отношении к продолжительности платежных периодов». Подготовители тома, взявшие за правило ни одно логическое построение, ни одну формулу не оставлять без проверки, установили, что здесь Маркс сделал описку: отношение массы средств платежа находится не в обратной, а в прямой пропорции к продолжительности платежных периодов.

Об этом свидетельствует и логика, и ссылка Маркса на родоначальника английской классической политэкономии Петти, который установил именно такую прямую зависимость. Но Маркс, сделав описку, не заметил ее и при переиздании. Не заметил ее и Энгельс. Подготовители тома обратились к специалистам – работникам Института экономики, Госбанка СССР и других организаций. Консультанты высказались за исправление текста. Все же решено было текст не менять, а указать в примечании: «У Маркса здесь, по-видимому, описка». После выхода тома с таким примечанием советский экономист З. Атлас выступил в журнале «Вопросы экономики» со статьей, в которой утверждал, что мнение об описке Маркса ошибочно. Ему возразил советский журнал «Деньги и кредит» и издающийся в ГДР журнал «Виртшафтсвиссеншафт». А когда I том «Капитала» вышел в ГДР, это место было исправлено без всякого примечания, как само собой разумеющаяся описка.

Внимательное прочтение рукописи Маркса, сличение ее текста с текстом перевода Скворцова-Степанова помогли подготовителям тома выявить множество описок. А как быть с теми местами, о которых читатели писали, что они неясны, непонятны? Не явились ли эти неясности результатом не вполне точного перевода с немецкого языка на русский?

«Все подвергай сомнению». Как известно, именно это правило Маркс объявил своим любимым девизом, отвечая на полушутливый «вопросник» своих дочерей, носивший название «Исповедь». Но вправе ли он, Малыш, подвергать сомнению освященный временем и традицией перевод Скворцова-Степанова? Достаточно ли хорошо знает он для этого немецкий язык?