Прочтение Набокова. Изыскания и материалы

Еще одно обстоятельство, помимо отсутствия в «Федре» компетентных редакторов и корректоров, могло послужить причиной неудовлетворительного состояния отданной в печать книги – это переезды издательства в новые офисы на стадии правки машинописи и последующих корректур: в письме к Набокову от 8 мая 1967 года Оскар де Лисо сообщал, что «Все исправленные гранки получены нами в надлежащем виде; мы вновь поменяли офис, поскольку издатель, у которого мы арендовали комнаты, продал свое издательство»[1238]. Несмотря на заверения де Лисо, в действительности обеспокоенного главным образом коммерческой стороной предприятия, сомнительно, что вся набоковская правка, славшаяся частями на протяжении апреля – мая 1967 года, была систематично и аккуратно внесена в верстку.

Порча набоковского текста, таким образом, происходила градуально, на этапе перепечатки рукописи перевода на машинке, затем на этапе правки машинописи и, наконец, на этапе внесения поправок в гранки. Вместе с тем немало ошибок самой рукописи перевода было замечено и исправлено на этих этапах – немало, но далеко не все. Главной проблемой русской версии «Лолиты» является не последующее наслоение ошибок и опечаток, а изначальные пропуски в самой рукописи перевода. Только в 2007 году было замечено, что в гл. 3, Ч. II русского перевода «Лолиты» «оказался случайно выпущен» фрагмент длиной в полстраницы, который был затем переведен Дмитрием Набоковым и с тех пор воспроизводится во всех стандартных изданиях романа в России[1239]. К мнению о том, что этот фрагмент оказался выпущен по недосмотру (в рукописи перевода он отсутствует), то есть не был намеренно исключен из русской версии романа, склоняет и замечание самого Набокова в «Постскриптуме» о том, что он «железной рукой сдерживал демонов, подбивавших на пропуски и дополнения», и наличие других, до сих пор не отмеченных, досадных пропусков в переводе. Приведем несколько примеров.

В гл. 3, Ч. II: «Подумать только, что выбирая между сосиской и Гумбертом – она неизменно и беспощадно брала в рот первое. Не помню, упомянул ли я название бара, где я завтракал, в предыдущей главке?» (с. 149). В оригинале после слов «беспощадно брала в рот первое» следует выпавшая в переводе сентенция, служащая для перехода к другой теме (и вследствие ее утраты в русской версии переход оказался слишком резким): «There is nothing more atrociously cruel than an adored child» (р. 166, то есть: «Нет ничего более жестокого, чем обожаемый ребенок»).

В гл. 22, Ч. II: «одинокий Жозеф Лор мечтал о ночлегах в Олороне, Лагоре, Роласе – или совращал овцу» (с. 222). Выпала французская фраза после «Роласе»: «que sais-je!», – ее перевод приводится в приложенном к роману «Переводе иностранных терминов»: «я уж не знаю[!]» (с. 303).

В диалоге Гумберта с миссис Чатфильд в гл. 33, Ч. II:

«Ах, конечно», сказал я спокойно. «Конечно, помню Филлис и лагерь [„]Кувшинка[“]. <…> Кстати, ваша дочурка никогда не рассказывала вам, как Чарли Хольмс развращал там маленьких пансионерок своей гнусной матери?»

«Стыдно!», крикнула миссис Чатфильд, «как вам не стыдно, мистер Гумберт! Бедного мальчика только-что [sic] убили в Корее» (с. 269).

Здесь после слов «гнусной матери» пропущено следующее предложение, подготавливающее гневную реплику собеседницы Гумберта: «Mrs. Chatfield’s already broken smile now disintegrated completely» (p. 290), то есть: «Уже потускневшая улыбка миссис Чатфильд теперь погасла окончательно». Продолжение этого диалога в русской версии романа, как было замечено еще Джейн Грейсон[1240], совершенно отличается от оригинала, в котором говорится о различиях значений «только что» («vient de» и «just») во французском и английском языках:

«В самом деле», сказал я (пользуясь дивной свободою[,] свойственной сновидениям). «Вот так судьба! Бедный мальчик пробивал нежнейшие, невосстановимейшие перепоночки, прыскал гадючьим ядом – и ничего, жил превесело, да еще получил посмертный орденок. Впрочем, извините меня, мне пора к адвокату».

В оригинале: