В статье 1923 года «О современной английской литературе (Письмо из Лондона)» кн. Д. Святополк-Мирский, говоря о поэзии Уолтера Деламара, повлиявшего на Набокова, берет слово «потустороннее» в кавычки: «У него слишком конкретное и интимное чувство „потустороннего“, скорее спиритического, чем мистического. Его стихи и, в еще большей мере, его повести, полны искусно внушенного чувства незримых присутствий»[1259]
. Однако Набоков уже в 1922 году не видел в этом слове ничего искусственного. Так, в статье «Руперт Брук» (этот рано умерший поэт-георгианец упоминается в «Арлекинах») он писал: «Ни один поэт так часто, с такой мучительной и творческой зоркостью не вглядывался в сумрак потусторонности. Пытаясь ее вообразить, он переходит от одного представления к другому с лихорадочной торопливостью человека, который ищет спички в темной комнате, пока кто-то грозно стучится в дверь» (Грани. Литературный альманах (Берлин). 1922. Кн. 1)[1260].Имя лауреата премии традиционно оглашается в октябре, и в том году им стал австралийский писатель Патрик Уайт. Набоков кратко и уничижительно откликнулся на это известие приведенными строчками. Он перефразировал следующее место в «Илье Муромце» (1871) А. К. Толстого:
Приведем и две последние строфы:
Уже в этой дневниковой записи зарождается у Набокова литературный сюжет с Нобелевской премией, который будет вскоре развит в «Арлекинах». Он шутливо вспоминает ворчливого Илью Муромца, намекая, что в этом году очередь заслуженно была его и что Патрик Уайт, который был на тринадцать лет младше Набокова, в сравнении с ним – «молодежь». Говоря, что обнесли не его, а коня, он намекает на то, что без должного поощрения осталась целая литература, которую он создал к тому времени на двух языках, – тот самый былинный чубарый, которого нельзя обносить, как бы ни относиться к самому всаднику.