Прочтение Набокова. Изыскания и материалы

Следующее наблюдение заставляет задуматься об особой симметрии, лежащей в основе набоковского искусства и намекающей на существование замысла еще более обширного и стройного, чем тот, что был ограничен его физическими возможностями и отведенным ему временем. Начало «Лауры» («Ее муж, отвечала она, тоже в некотором роде писатель») удивительно близко началу другого неоконченного сочинения Набокова – второй части «Дара», над которой он работал вскоре после отъезда из Парижа в Нью-Йорк. Наброски к продолжению «Дара» начинаются так: «О нет, – ответила Зина. – Книги, романы». Мы не знаем, как и в «Лауре», каков был вопрос собеседника героини, ответом на который начинается повествование. Отвечая своему родственнику Кострицкому, нацисту-резонеру, Зина имеет в виду, по-видимому, что ее муж, Федор Годунов-Чердынцев, пишет не политические статьи в газеты, а художественную прозу, в то время как Флора, напротив (но сходным образом), говорит, что ее муж, Филипп Вайльд, пишет «не роман какой-нибудь», но работает над таинственными научными «свидетельствами».

Жизнестроительная, в духе русских символистов, позиция, которой следовал Набоков, преодолевая невзгоды если не с большей легкостью, чем другие, то с большей убежденностью в исконно-благом начале «методов судьбы», предполагает абсолютное господство духа над материей, подчинение обстоятельств творящей воле. Герой его последней книги стремится доказать превосходство разума над смертью, находя в своих самоистребительных опытах исключительное в своем роде искусство, но в романе, по-видимому, торжествует иное искусство – позволившее неназванному по имени русскому автору создать свой «умопомрачительный шедевр» под названием «Моя Лаура».

В конце 1976 года, сознавая, что силы покидают его и продолжать книгу ему все труднее, Набоков сочинил короткое домашнее стихотворение, каких много написал в 60–70-х годах в Палас-Отеле Монтрё. В нем, как и в неоконченных стихах о милой скудели искусства, он возвращается мыслями к тому непостижимому раю, сквозняк из которого все слышней:

Еще прожить бы десять лет,
в тумане славы тая
и только поправляя плед
при сквозняках из рая![1357]

VN

16-XII-76

По преданию, после смерти Данте его сыновья долго не могли отыскать заключительных песен «Божественной комедии», пока наконец Данте не явился во сне своему сыну Якопо и не сказал, где спрятана рукопись. Последняя книга, которую Набоков читал в последние месяцы своей жизни в больнице Лозанны, была «Божественная комедия», и здесь, как будто, намечается еще одна симметрия, искусством которой Алигьери (помянутый Набоковым на карточке 96) владел как никто другой.

Автограф одного из последних стихотворений Набокова

(Архив Набокова, Houghton Library)

Набоков любил сравнивать книги с составной картиной, чей общий рисунок складывается из постепенного соположения беспорядочных с виду частей. От «Лауры» до нас дошла, быть может, третья часть, быть может, и того меньше. Многие из этих карточек расположены в непостижимом теперь порядке, и, не зная целого, уже никогда нельзя будет сказать, к чему относится тот или иной эпизод, продолжением какого диалога является эта фраза. Судьба последнего романа Набокова сходна с судьбой его первого большого сочинения – стихотворной «Трагедии господина Морна», с той зеркальной разницей, что трагедия была полностью окончена (в 1924 году в Праге), но при жизни писателя не была издана и за долгие годы эмиграции частично утеряна, а «Лаура» никогда не была дописана и была издана после смерти автора в том фрагментарном виде, в котором он ее оставил. Единственным, хотя и эфемерным, утешением для читателя может служить лишь то, что ноуменальная «Лаура» все же существует в своей идеальной форме в своем идеальном мире, как последняя строчка поэмы «Бледный огонь», неуязвимая для критики, полупрозрачная, составленная из всех тех частей, что уже были однажды сложены в законченную картину в сознании великого художника. Другую свою книгу Набоков завершил словами: «однажды увиденное не может быть возвращено в хаос никогда».

Приложение

Письмо В. Набокова к Виктору Лусинчи[1358]

Монтрё

Монтрё-Палас

1820 Монтрё, Швейцария

30 октября 1976

Многоуважаемый господин Лусинчи,

Прилагаю обещанные «Нью-Йоркскому книжному обозрению» заметки о недавно прочитанных мною книгах.

Надеюсь, что эти заметки (как и в случае моих интервью и проч.) будут напечатаны дословно, без каких-либо добавлений и изъятий. Прошу сообщить о Вашем согласии с этим условием.

Искренне Ваш,

Владимир Набоков