Продается Япония

— Ну, это как сказать. Ведь мы добываем ископаемые только на материковых отмелях, а они не принадлежат к чьим-либо акваториям, они не являются чьей-нибудь собственностью. Кроме того, мы берем воздух определенной температуры, морскую воду и еще немного льда из Антарктики. Вряд ли это можно назвать грабежом, как вы считаете? Да если хотите, я мог бы сейчас доказать вам, что мы действуем на вполне законных основаниях… Впрочем, если нашему правительству удастся заключить официальные торговые соглашения со всеми вашими странами, оно готово полностью возместить стоимость всей взятой воды и всего взятого воздуха. И я говорю вам это не для того, чтобы корчить из себя пай-мальчика. Наши материальные интересы — это само собой… Но вот представьте себе на минуту, что при нынешнем положении ваши земляне высадились на Марсе. Теперь их очередь болеть «топологическим неврозом», теперь их, осыпая насмешками, погонят в могильник для умалишенных. А если так, то это уже проблема гуманизма. Мы не можем сбросить ее со счетов. При нынешнем положении нам остается либо просто покинуть Марс и исчезнуть из-под носа у ваших соотечественников, либо стараться всеми способами помешать вашим ракетам совершить посадку. Вред от стихийного контакта между землянами и марсианами уже сейчас виден невооруженным глазом. Пакт между нашими планетами в настоящее время является насущной необходимостью и с материальной, и с духовной точки зрения. Короче говоря, вопрос сводится вот к чему: насколько велика будет роль представителей на наших планетах? Если вы станете представителем Марса, сэнсэй, вам нечего опасаться, что вы этим себя унизите. Напротив, на обеих планетах вас будут почитать как великого человека. Поэтому, сэнсэй, я очень рассчитываю на ваше согласие.

Так, не успел я и глазом моргнуть, мы вернулись к тому, с чего начали. Только на этот раз его назойливость, превратившая разговор в заезженную граммофонную пластинку, вызвала у меня чувство, будто я насекомое, отравленное дезинсекталем. Этому насекомому уже сдохнуть пора, а оно все подпрыгивает, жужжит и наскакивает на противника. Я мельком подумал о том, что, дав согласие, тем самым положу начало новым дурацким выходкам, и из обыкновенного идиота превращусь в идиота пляшущего… Эх, вцепиться бы зубами в этот распухший нос, то-то у него глаза бы на лоб полезли, эти шныряющие по сторонам глаза!.. Или в этот пупырчатый кадык, который так нервозно дергается вверх-вниз… Да куда уж мне! Даже не пытаясь скрыть свое угнетенное состояние, я проговорил:

— Радио, что ли, включить. Может, передадут какие-нибудь новости о ракете…

— Новости? — оскорбленно вскричал он. — Да какие могут быть новости? Вся эта затея обречена на провал. Если на том месте, где села ракета, было что-нибудь заслуживающее внимания, то там либо бросили атомную бомбу, либо срочно всех эвакуировали. В любом случае ракета передаст только изображение пустынной равнины, красного железняка.

Затем, словно вспомнив что-то, он взглянул на часы.

— А что, сейчас должны передавать новости?

Я тоже непроизвольно поглядел на часы, и вдруг ощущение реального времени, словно прорвав плотину, горным потоком обрушилось на меня. Беспокойство за жену медленно подняло голову и сдавило мне горло.

— Что такое? Уже сорок минут прошло?

— Совершенно верно. И это слишком много, если принять во внимание, сколько мы прочитали.

«Все из-за тебя», — злобно подумал я. Впрочем, это был хороший повод, чтобы со всем покончить, и я вскочил, едва не опрокинув стул.

— Да, надо, пожалуй, идти.

— Я ведь это с самого начала предлагал, сэнсэй…

Он медленно занялся своим портфелем, и я как завороженный уставился на него. Нет, дело было не только в моем расстроенном воображении. По его сжатым губам было видно, что он едва удерживается от смеха. Мне определенно не нравилось, что он старается скрыть торжество. Можно было подумать, будто он только и ждал момента, когда я сам предложу идти. До сих пор все ловушки, которые он мне подстраивал, были только на словах. Теперь же положение несколько изменилось. Что он замышляет, этот тип? Табачный дым ел глаза, было тяжело и беспокойно, хотелось идти и хотелось одновременно не двигаться с места.

Мой гость положил рукопись поверх портфеля, сунул все под мышку и, только что не понукая меня, нетерпеливо ринулся к выходу. Но перед самой дверью он внезапно остановился и резко повернулся кругом. Я едва не налетел на него. Мы стояли так близко друг к другу, что я не разобрал выражения его лица.

— Сэнсэй, — заговорил он неприятно возбужденным тоном. Вы снизошли до согласия посетить меня, что для меня большая честь, даю слово. Это я откровенно, без преувеличения… Взгляните мне в глаза, и вы убедитесь, что я совершенно серьезен… И именно поэтому мне бы очень не хотелось, чтобы у вас сложилось потом дурное впечатление…

— Не понимаю, о чем вы… — Я невольно отступил на шаг. Вас что, одолевает страх за будущее?