Продается случайная смерть

Мне нужно было незаметно вытащить из сумки диктофон и пристроить его где-нибудь поблизости. Когда я вернулась в спальню, Генрих уже полностью обнажился и нетерпеливо поглядывал по сторонам. Я призывно улыбнулась ему, потом отодвинула дверцу шкафа-купе и вытащила оттуда фиолетовый шелковый шарф (ах, как кстати он здесь завалялся! – а я-то дома его обыскалась).

– Генрих, будь добр, закрой глазки, – промурлыкала я и нежно провела шелком по его животу, который тут же отреагировал на это легкой дрожью.

– А, понимаю, – ответил он и послушно закрыл глаза. – Ты что-то задумала? Это сюрприз, да?

Да, милый! Такого эротического опыта у тебя точно еще не было! И ощущения, которые я собираюсь подарить тебе, ты не забудешь никогда!

– Конечно! Обожаю сюрпризы! – вкрадчиво сказала я, туго завязывая ему шарфиком глаза.

Как только дело было сделано, я крепко схватила Генриха за запястья и защелкнула их наручниками, прихваченными вместе с диктофоном. Он дернулся от неожиданности и попытался подняться, но я среагировала быстрее: вторая пара наручников уже сковала его лодыжки. Он затрепыхался, почувствовав неладное:

– Эй! Ты… ты чего это, а? Мы так не договаривались! Ты чего? Мне такие игры на фиг не нужны! Ноги-то зачем сковала? Ты что, больная на всю голову, да? Сюрприз она устроила! Сука! Сейчас же освободи меня, тварь!

– Никакого воспитания! – с укоризной сказала я. – Стыдно должно быть так выражаться при даме!

– Ты чего задумала? Говори быстро! – приказал он.

– Э-э, Генрих Святославович, – покачала я головой, хотя с завязанными глазами он не мог видеть этого. – Приказывать мне сейчас не в вашей власти.

– Откуда ты знаешь мое отчество? – в замешательстве спросил он. – Я же тебе только имя назвал. Ты кто вообще?

– Я Таня. Просто Таня. Просто поговорить хочу.

Озеранский снова задергался и заорал:

– Пусти, сука! Не буду я с тобой разговаривать!

– А придется, Генрих, придется. – Я ласково похлопала его по щеке. – Ты, главное, не волнуйся так. Ты мне только одну вещь скажешь, и я тебя сразу отпущу, договорились?

Озеранский затих и устало спросил:

– И что я тебе должен сказать?

– Да так, пустячок один, ничего серьезного. Ты мне просто скажи, где находятся загородные апартаменты Пантелеймонова Владимира Романовича. В которые привозят «дичь» накануне «охоты».

Лицо Озеранского на несколько секунд окаменело.

– Чего? – переспросил он после паузы. – Какая охота? Какая дичь? Какой еще Пантелеймонов? Ты совсем, что ли, охренела? Чего несешь-то? Или ты из ментовки?.. Точно, из ментовки! И как я сразу не догадался?

– Нет, Генрих, мимо. Не из ментовки. Я частный детектив. И пока ты не ответишь на мой вопрос, так и будешь лежать здесь голый, с завязанными глазами и в наручниках, понял?

Вообще-то я слукавила: освобождение Озеранского не входило в мои ближайшие планы. Отпустить его можно будет лишь тогда, когда я привезу сюда Венчика живым и невредимым. Но об этом моему пленнику знать пока необязательно.

– Так что, Генрих, будем разговаривать или как?

– Будем, – хмуро ответил Озеранский.

– Отлично! Тогда поехали. Тебе знакомо это имя – Владимир Пантелеймонов?

– Никогда о таком не слышал, – поспешно сказал Озеранский. Слишком поспешно, чтобы это звучало правдоподобно.

– Да-а? – удивленно протянула я. – А вот у меня совсем другие сведения.

– У тебя неправильные сведения. И я вообще никогда ни у кого в шестерках не ходил! – с достоинством ответил Генрих.

– Да нет, Генрих, сведения у меня самые что ни на есть точные. И, кстати, они подтверждаются некоторыми документами. Если обнародовать эти документы, то ой-ой, мало не покажется.

Озеранский снова начал дергаться. Я поняла, что мои слова здорово его напугали и он старается побороть свой страх.

– Вообще не понимаю, что ты имеешь в виду, – пропыхтел он, тщетно пытаясь освободиться.

– Объяснить тебе? Ладно, слушай. Примерно год назад ты нарисовался в ателье «Шляпы нарасхват» и сделал один очень интересный заказ. У них и квитанция осталась, а на ней – твои имя, фамилия и отчество, да еще и подпись!

– Ничего не понимаю, – продолжал упираться Озеранский, однако голос его дрогнул. – Заказ какой-то… Год назад… Я что, помню, что ли, чего там было год назад?

– Да что же это с памятью твоей стало? Давай, напрягись, Генрих! Поверь, в твоих интересах все вспомнить. Самостоятельно. Неужели будем привлекать сотрудников ателье? Вот они-то тебя помнят! И опознают в два счета. Уж если у них квитанция заказа осталась с твоей подписью… Представляешь себе, какой у них там порядок? Так что давай, рассказывай сам, как дело было. Чистосердечное признание. Сам все понимаешь, да?

– Ладно, – нехотя произнес Озеранский. – Вспомнил, делал я там заказ. И что? Это теперь уголовно наказуемое деяние?

– А ты вспомни, на что конкретно был этот заказ!

– Да что я, баба, что ли, чтобы помнить такие мелочи? – возмутился Озеранский. – Ну сходил, ну заказал чего-то – значит, надо было! А чего конкретно заказывал – не помню!