Продана

Но, возвращаясь к Зимбардо, ее рассказ меня напугал. Оказывается, этот хрен проводил свои эксперименты в подвалах Стэнфордского университета. Он выбрал двадцать четыре студента и разбил их на две группы: одна группа играла роль заключенных, а другая – тюремщиков. Зимбардо хотел посмотреть, как среда – или, вернее, навязанная роль – влияет на поведение людей. Эксперимент должен был продолжаться две недели, но был остановлен через шесть дней, потому что все в нем пошло наперекосяк. «Тюремщики» через сутки стали мучить «заключенных» как морально, так и физически. Некоторые из «заключенных» стали доносить на своих товарищей, чтобы заслужить у «тюремщиков» право спокойно сходить в туалет или получить лучшую еду. Их не останавливало даже то, что объекты доноса могли подвергнуться пыткам.

Докторша объяснила мне, что Марат и Радик, так же как и «тюремщики» в эксперименте, имели над нами неограниченную власть. В стэнфордском эксперименте «тюремщиков» больше всего прельщала возможность унижать «заключенных» с целью утверждения над ними своей власти. В точности, как в нашей ситуации.

– Получается, Марат не виноват в том, что насиловал нас, унижал и продавал другим придуркам? – спросила я ее.

– Нет, ты не поняла, о чем я пытаюсь сказать. Я считаю, что Татьяна и Эвелина были хорошим примером того, как человек за небольшую льготу может пренебречь своими моральными принципами.

Докторша пояснила, что Татьяна сознательно добивалась определенных привилегий для облегчения своего положения. Получая эти привилегии, она, в своем представлении, поднималась по иерархической лестнице и чувствовала себя выше меня. Это помогало ей выжить.

Но все это болтовня. Я не верила докторше. Говорят, кто работает с психами, сам становится психом. А она и на самом деле была психом. Иначе как можно было прийти к таким дурацким объяснениям поведения Татьяны? Хотя, конечно, она была рада, что мне было хуже, чем ей. Я это отлично знала. Я же видела, как она посмотрела на меня, когда шла в кафе. Это был взгляд победительницы.

Когда все трое вошли в кафе, я заплакала, как ребенок. Я тоже была голодна и мне тоже хотелось кока-колы. Ведь я тоже была человеком! Я била кулаками в спинку переднего сиденья и кричала:

– Вы гады, проклятые суки!

Потом до меня дошло, что я осталась в машине одна.

Одна!

Бес всякого контроля!

Я перевела дыхание. Теперь я могу удрать. Сейчас, в эту минуту!

Как ни странно, особой радости я не испытывала. А если они из кафе увидят, как я убегаю? Они же наверняка убьют меня и тело закопают где-нибудь в лесу. Но, с другой стороны, мы же в городе. Достаточно спрятаться в каком-нибудь подъезде, и они меня не найдут.

Я взялась за рукоятку – дверь была закрыта. Может, заело, подумала я, и попробовала подергать рукоятку со стороны Татьяны. Но и там ничего не вышло. Тогда я переползла на переднее сиденье и начала дергать рукоятки там – машина была закрыта! И я не могла ее открыть!

Отчаявшись, я стала нажимать на все кнопки подряд. Ведь Радик, уходя, нажал на какую-то кнопку, прежде чем захлопнуть дверь. Где же эта проклятая кнопка, которая откроет мне путь к свободе?

Вдруг начала пищать сигнализация. Я так испугалась, что перестала соображать. Я заткнула уши руками и сидела на переднем сиденье, пока не подошел Радик и не открыл дверь. Он нажал на какую-то кнопку, чтобы выключить сигнализацию, и влепил мне пощечину.

– Ах ты, сучка! – прошипел он, опасаясь, что его услышит проходившая мимо женщина. – Если ты не дашь мне спокойно поесть, я из тебя сделаю котлету!

Я переползла обратно на заднее сиденье и сжалась в комок. Радик захлопнул дверь и пошел обратно в кафе заканчивать свой перекусон.

Я дрожала от жалости к самой себе. Почему это происходит со мной? Почему меня продали? Именно меня! И почему Татьяна так заважничала? Почему?

– Ты когда-нибудь видела мыльную оперу? – ответила докторша вопросом на мой вопрос. – Или хотя бы реалити-шоу?

– Почему ты спрашиваешь об этом? – удивилась я.

– Ты когда-нибудь задумывалась над тем, почему люди иногда ведут себя странно? Почему они плетут против своих друзей интриги, меняют партнеров и доносят на друзей?

– Нет.

– Ну, подумай, что движет этими людьми.

– Возможно, желание победить, – предположила я.

– И это тоже. А что еще?

Я задумалась: что же заставляет одних людей топтать других? Жажда власти? Попытка улучшить собственные условия жизни?

– Вот именно. Ты права. И этот импульс может принимать разные формы. Некоторые хотят обеспечить себе место под солнцем, а другие готовы продать собственную мать, чтобы сделать свою жизнь лучше.

– А если сделать жизнь лучше не получается, то что тогда? Надо продавать в рабство других?

– Нет, на это идут не так много людей. Но, к сожалению, много таких, которые пытаются добиться для себя привилегий за счет других.

– Привилегий?

– Да, привилегий.

– Что ты имеешь в виду?