Проданная чернокнижнику

В надежде отыскать его раньше имперских палачей, Самаэль спрятал на землях Эйхара сотни чующих камней, способных уловить даже малейшее проявление сестринской силы. Именно один из таких и помог Самаэлю найти меня. Не желая привлекать лишнего внимания, он не стал пользоваться властью чернокнижника. И вместо того, чтобы затребовать моей отправки в Теневое поместье, купил. Сокрыл интерес под видом рядовой сделки. Все же людей, пусть и нечасто, но продавали. И вопросов такая сделка не вызвала.

Как только получилось усмирить мой дар, Самаэль начал ставить опыты на себе. В Кайдире он надел артефакт — широкий наруч, изрезанный символами и украшенный черными турмалинами. Однако уже к утру тот рассыпался пеплом. Вторым стал медальон, что продержался лишь полдня. Третьим — серьга- полумесяц. Последний пока держится… но только пока. Сила чернокнижника уже начала разъедать его. Скорее всего, артефакт не переживет эту ночь.

На пороге своей комнаты я остановилась. Обернулась и коснулась живой тьмы рукой. Ощутила пружинистую упругость под пальцами и то, как она мягко поддалась, пропуская. Сердце сжалось. Дар чернокнижника не похож на сестринские силы — он осязаем. Его можно потрогать, увидеть, обойти… И его не сковать.

Догадка обрушилась, словно талый снег с покатой крыши. Плечи дрогнули, едва не согнувшись, однако все же удержали тяжелый груз. А следом пришло еще одно понимание, от которого внутренности стянуло ледяным узлом. Самаэль знает, что надежды почти нет. Знает, но упрямо отказывается сдаваться.

Утром меня разбудила служанка. Держалась при этом с почтением, будто я не просто Эвелин из Айдерона, а высокородная айра. И от такого отношения становилось неловко. Мне помогли умыться, одеться, подали туфли, начищенные до блеска. Потом усадили на мягкий пуф перед дамским столиком.

Служанка действовала уверенно, со знанием дела. Нанесла на волосы какой-то бальзам, расчесала их, уложила. Поразительно, но под ее руками всегда капризные пряди замерли мягкими полукольцами. В светлых волосах заблестел полуночносиний, в цвет платья, гребень. Закончив, она поклонилась и вышла.

Я же направилась к Самаэлю. Смежная дверь, на удивление, оказалась закрыта. На мгновение мелькнула мысль вернуться в кресло, взять книгу и провести ожидание, изучая трактат об опасных способностях. Однако я быстро отмела эту мысль. Мы в императорской резиденции. Даже если мне лучше сидеть безвылазно в комнате, стоит уточнить у Самаэля.

Решив так, я вышла в коридор. В несколько шагов добралась до двери в комнату Самаэля и постучала. Ответа вновь не последовало. Я огляделась, убеждаясь, что вокруг ни души, и повернула ручку. На этот раз мне повезло.

Комната оказалась зеркальным отражением моей, только выдержанной в холодных, традиционно «мужских» тонах: сером, синем, темно-коричневом. Утренние лучи свободно проникали сквозь распахнутые шторы, стелились теплыми дорожками по паркету и мебели, освещали сложенный пополам лист в центре круглого стола. На белой бумаге крупными буквами было написано мое имя. Я развернула послание.

«Смотрю, тебе нравится проникать на мою территорию…

Первая же строчка заставила улыбнуться. Откуда-то пришла уверенность, что Самаэль тоже улыбался, когда писал это.

… е определенной мере, должен признаться, я буду разочарован, если найду это сообщение без ответа. Равно как и тем, если в страхе перед собственной природой, ты предпочтешь провести день затворницей. Императорская резиденция великолепна, и в ней ты гостья. Не стоит упускать возможность воспользоваться привилегией такого статуса и изучить все галереи и залы. Уверяю, в них есть на что посмотреть.

Самаэль».

Вместо подписи — только имя. Да, в нашем случае иначе и быть не могло, но любой посторонний, реши заглянуть в послание, посчитал бы, что мы с Самаэлем близки. Только с самыми близкими общаются по имени.

Эта мысль одновременно растревожила и смутила. Щеки нагрелись, будто поцелованные солнцем; сердце забилось быстрее.

Взяв перо и обмакнув его в чернила, я аккуратно вывела:

«Я бы не посмела разочаровать тебя. И благодарю за совет, обязательно им воспользуюсь.

Эвелин».

Дождавшись, когда чернила высохнут, я вернула лист на место, постаравшись оставить его так, чтобы со стороны нельзя было понять, читал его кто или нет. Захотелось хоть на несколько секунд, но провести Самаэля. Заставить поверить, что послания я не видела. От этой шалости настроение скакнуло вверх, и в коридор я выходила, вновь улыбаясь.

Рассматривать галереи и залы не хотелось — за последние недели я слишком долго пробыла в заточении. Поймав в коридоре одного из слуг, узнала, как мне пройти к парку. Удивилась, узнав, что парков, равно как и садов, в резиденции несколько. Заметив мою растерянность, слуга понимающе улыбнулся и посоветовал посетить малый сад, уверив, что для утренней прогулки он подходит лучше всего.