Проданная деревня (сборник)

– А чего ж мудреного, – сказал небритый.

– Аппарат нужен.

– Мой аппарат – вон блюдце да тарелка. Только сахару подкладывай, – хитро подмигнул небритый.

– С таким аппаратом вам ветер в спину. И дождь не страшен, – улыбнулся Живой. – Мой табачок по такому же рецепту сработан. Ну-кася!

Он вынул кисет и пустил его по кругу. Закурили.

– Дождь теперь в самый раз под траву, – сказал, помолчав, старик.

– Да, сена ноне будут добрые, – подтвердил лысый.

– Все равно половина лугов пропадет. Выкашивать не успевают, – сказал Фомич.

– Нет, у нас в прошлом годе все выскоблили. Косили и старики, и бабы – третью часть накошенного сена колхозникам давали.

– У нас до этого не дошло. Все жмутся… Эх, хозяева! – вздохнул Фомич.

– Нужда заставит – дойдут, – сказал лысый.

– Дак по нужде-то давно уж пора дойтить.

– Те, которые с головой, ноне от нужды уходят, – сказал старик. – Наши вон исхитрились лук на гародах ростить. Государству сдаст – и то по два рубля семьдесят копеек за кило. Вот и деньги!

– Теперь еще и ссуды под корову дают. А в ином колхозе и телку бери, – подхватил лысый.

– Да, это я слыхал… В Брёхове у нас дают. Там председатель сильный. Петя Долгий, мой друг-приятель, – соврал Живой. – Он все зовет меня. А вы, случаем, не думаете в колхоз вернуться?

– У нас не горит, – ответил старик. – Обождем малость, посмотрим, что выйдет. Осенью, правда, приезжаем домой на помощь. Картошку копаем в колхозе исполу. На зиму запасаем и себе, и свиньям.

– Это хорошо! А сенца раздобыть – и корову завести можно. Ежели ссуду дают под корову, почему б и не взять? – спрашивал, оживляясь, Фомич. – Я ведь мастак по коровам был. Очень даже умею выбрать корову. Первым делом надо посмотреть, как у нее шерсть ветвится. Ежели развилок начинается на холке, меж молок ходит до четырех недель… Добрая корова! Потом колодец пощупать… меж утробы и грудей. Большой палец по сгиб погрузнет – пуд молока в день даст… А что? Вот возьму и подамся к Пете Долгому. Чем в Высокое за полста верст, лучше в Брёхово. Побегаю сначала с работы в Прудки. Это ничего. Мне не впервой. Я на ходу легкий. Зато корову получу…

Фомич жадно затягивается табаком, улыбается. Он думает о том, как ловко проведет Мотякова; как придет в контору и выкинет ему кукиш: «Ты меня в Высокое хотел загнать… На-кась, выкуси!..» Голова его кружится от хмеля. Ему и в самом деле хорошо и весело.

– По нонешним временам везде жить можно, – сказал старик.

– Это верно, – соглашается Фомич. – Теперь жить можно.

* * *

Записал я эту историю в деревне Прудки со слов самого Федора Фомича Кузькина в 1956 году. Записал да отложил в сторону.

Как-то, перебирая свои старые бумаги, наткнулся я на эту тетрадь. История мне показалась занятной. Я съездил в Прудки, дал прочесть ее Федору Фомичу, и поныне здравствующему, чтоб он исправил, если что не так.

– В точности получилось, – сказал Федор Фомич. – Только конец неинтересный. Хочешь расскажу, что дальше? Дальше полегше пошло…

Попытался было я продолжить рассказ, да не заладилось. А потом догадался: тут уж новые времена начинаются, новая история. А та – кончилась.

– Точно так, – подтвердил Федор Фомич. – Да ты не горюй. Напишешь еще. Моей жизни на целый роман хватит…

1964–1965

История села Брёхова, писанная Петром Афанасиевичем Булкиным

На лествице, по которой разум человеческий нисходить долженствует во тьму заблуждений, если покажем что-либо смешное и улыбкою соделаем добро, блаженны наречемся.

А. Радищев

Вместо предисловия

Однажды Петр Афанасиевич Булкин, с которым я был хорошо знаком, попросил меня отвезти его рукопись в какой-нибудь толстый журнал. Выбор пал на Ивана Боборыкина, редактора популярного журнала «Красное семя».

– Кем он доводится тому Боборыкину, который написал про Китай-город? – спросил Петр Афанасиевич.

– Кажется, внуком, – ответил я.

– Тогда ему отдайте. Эти не подведут – наши люди. Хорошей фамилии.

Однако знаменитый критик наш огорчил Петра Афанасиевича. Он написал ему:

«Дорогой тов. Булкин! Вам еще рано браться за перо: Вы человек необразованный. Рекомендую поступить в народный университет, активно посещать лекции по литературе и искусству. Во-первых, Вы пишете только о том, что прошло, а нам нужно про сегодняшний день. Во-вторых, у Вас нет ни сюжета, ни характеров, ни языка. И по мысли путано, народ не примет такую книгу и не поймет. Вот Вы, например, пишете – «гепат». А ведь такого слова нет в природе. Есть слово «гомеопат».

И т. д. и т. п.

На что Петр Афанасиевич ответил ему длинным письмом, в котором не трудно заметить и ум, и находчивость, и литературную осведомленность. Вот отрывок из этого письма: