— Где он? — от бессилия я снова закричала. — Что вы с ним делаете?!
— Он у меня. И останется здесь, пока мне не надоест. Его нужно проучить, чтобы знал, кто здесь на самом деле хозяин. Не волнуйтесь, то, что останется, я верну вам, госпожа Девин.
И он бросил трубку.
Несколько секунд я пялилась перед собой, просто не веря в это. Не веря, что он не стал шантажировать меня, не попросил денег. Он просто хочет меня размазать, в этом настоящая цель. Хочет уничтожить другими методами, не физическими. Как когда-то расправились с моей мамой. Физически она была жива, но жизнью это не назовешь. Ад. И в этот же ад он хочет окунуть меня.
— Лили? — прошептала Вика. — Что с тобой? Боже, что с тобой происходит, дорогая?
Я и сама не знала, мне было так паршиво, что я не могла стоять на ногах. Потемнело в глазах, голова закружилась, я раскинула руки, цепляясь за охранников, чтобы не упасть.
Он все-таки до нас обоих добрался!
— Зверь… — завыла я, понимая, что ничем не смогу помочь.
Почти сразу я взяла себя в руки.
Здесь слишком много свидетелей, чтобы Лилия Девин публично лила слезы. Стиснула зубы, и сказала телохранителю:
— Уходим.
Впереди меня бросились несколько охранников, сбоку прикрыли еще несколько. Я шла за ними, поддерживаемая подругой. В голове хаотично метались мысли о Звере.
С Ником мы столкнулись на улице, со встревоженным лицом он кинулся нам наперерез. Я не могла с ним объясниться, и Вика взяла его на себя.
Меня устроили на заднем сиденье одну, и машина рванула по улицам.
Я возвращалась в пентхаус.
Опустив голову, я прижимала пальцы к вискам и смотрела на грязный подол платья. Вика была права: в мэрии мне стало плохо, я чуть не упала в обморок. Перед глазами то всплывало лицо Зверя, то я вновь слышала опекуна, что он будет мучить его, пока не надоест. Как, в какой момент мы ошиблись? Как ему удалось схватить Кирилла, он прекрасно знал, что на него ведут охоту и умел за себя постоять…
У охранника постоянно трещал телефон. Я ощущала себя брошенной, осиротевшей, но не беспомощной, хотя понятия не имела, что мать его так делать.
— На офис напали, — сообщил охранник после очередного звонка. — Атаковали практически все крупные предприятия Зверя. Ждем нападения на «Авалон» снова… Вас нужно спрятать.
— У Руслана безопасно, — напомнила я.
Его убили и сожгли. Никто туда больше не придет.
— Может быть…
— Нет! — огрызнулась я. — Не предлагайте мне ничего, я вернусь домой!
«Там мой сын!» — чуть не сказала я. Телефон так и продолжал звонить, буквально плюясь плохими новостями. Голова разболелась. Хотелось остаться одной, хоть на несколько минут в тишине. Без ежесекундных напоминаний, что где-то горит наш офис, наш грабят, бьют витрины и уничтожают все, что когда-то принадлежало им.
Я была права.
И остановить это я не могу. В конце концов их драка за меня стала причиной раскола, а затем и их смерти. Хотя Зверь еще жив. Надолго ли? Если бы они не разошлись, этого бы не случилось!
— У вас есть план, как действовать дальше? — спросила я начальника безопасности. Он сидел спереди рядом с водителем. Я видела отсюда только часть лица, в данный момент совершенно растерянного.
Он тоже не знает, что делать. Прекрасно. А кто тогда, мать его, знает?!
— Предложим выкуп.
— А ему нужны деньги? — выдохнула я. Судя по тому, что разносят сейчас имущество Зверя в разных уголках города, его похитили не ради выкупа.
— Что-то ему нужно, — решил безопасник. — Иначе его действия бессмысленны.
— Если и так, он об этом не сказал!
— Подождем, пока выдвинет требования.
— У нас нет времени ждать!
— Лили, — он наконец повернулся, и я увидела лицо, полное скорби и отчаяния, как и у меня. — Я понимаю ваши чувства. Но я не могу выложить план прямо сейчас, пока неизвестны все обстоятельства похищения, нет требований, пока нет оперативной информации о том, что происходит. Проявите терпение хотя бы на несколько часов.
От отчаяния я закусила губу.
Несколько часов. На глазах выступили слезы.
Эти несколько часов могут стоить ему жизни. Что тогда будет со мной? С нами? Ни с кем не разговаривая, я поднялась в пентхаус. Даже с Викой говорить не стала. Хотелось остаться наедине со своей болью, раз уж мы не можем действовать прямо сейчас.
— Я свяжусь с вами через час или два, — предупредил безопасник. — Будьте на связи.
Будь оно все проклято! Как только за мной захлопнулась дверь и обрушилась сверху тишина, я с трудом сдержалась, чтобы не заорать от боли. Пока еще не так, но я уже ощущала ту безнадегу, которая чуть не сожрала меня, когда мой сын, якобы, погиб. Те одиночество, бессмысленность происходящего. Пока еще шок не давал мне почувствовать в полной мере то, что сейчас произошло. Но скоро это случится. И тогда я не знаю, что будет — я снова буду бросаться на стены и орать или просто лягу и не смогу встать?
— Сволочь, — прошептала я.
Нужно позвонить ему. Позвонить самой, я не могу ждать. Может быть здесь, без свидетелей, мы сумеем договориться.
— Лилия? — опекун ответил почти сразу.