Проданная невеста. Наследник корпорации

В трубке снова тихо. Я слышала только шаги и дыхание: опекун Коринны шел. Зверя держат в другом помещении, но где-то там же — в том же доме. В подвале?

Я вслушивалась изо всех сил, пытаясь услышать что-то ценное.

Кажется, он вышел на улицу — слышно шорох дождя.

— Вставай.

Глухой удар, звон цепи. Я закрыла глаза, считая секунды. Как ему вообще удалось его пленить?

— Алло, Кирилл? — выдохнула я, услышав шорох в трубке. — Это ты? Как ты?

Тяжелое дыхание стихло, словно Зверь прислушался.

— Лили? — недоверчиво спросил он.

Это Зверь. Точно он! Одного слова хватило, чтобы узнать его голос, уловить привычные хриплые нотки, интонации. Душа ушла в пятки. До этого еще была надежда, что Зверь скрылся, а опекун Коринны делает вид, что взял ценного пленника.

— Зверь, я… — я расхныкалась, не зная, что говорить.

То ли о том, как мне плохо, то ли о несостоявшейся свадьбе, но Кирилл перебил меня, бешено проорав:

— Какого хрена ты позвонила, Лилия?! Ты что, пошла с ним на сделку?

— Нет, но…

— Ни о чем с ним не договаривайся! — у него был сильный, агрессивный голос.

— Зверь!

— Заткнись! Ни о чем! Держись отсюда подальше! Я разберусь без тебя.

Он отключился, почти сразу исчезли и гудки, словно Зверь еще и втоптал трубку в землю.

Стало тихо.

Только остались мурашки от его воплей. Несмотря на силу в голосе, я слышала, как он вымотался и устал. Слышала, что обречен.

Как я ни пыталась, ничего не узнала. Из тех крупиц разговора ничего не дало подсказок, где его держат.

Поборов оцепенение, я позвонила начальнику безопасности, надеясь на хорошие новости.

— Пока ничего не выяснил, — с сожалением признал он. — Был у него дома, все чисто. Его забрали из машины. Следили.

— Нужно узнать, где его держат.

— Я пытаюсь, Лили. Только нет зацепок! — у него были злые нотки в голосе, какие бывают у сильных мужчин, испытывающих беспомощность.

Я тихо положила трубку. Все. Нет вариантов. Опекун мне не скажет, где держит Зверя, ему сделка со мной не нужна. И Зверь орал так, чтобы мы не встречались, словно знал что-то, чего не знаю я.

Мысли ходили по кругу: что предложить, чтобы спасти его, и не было ответов. Я ослабила шнуровку свадебного платья, сбросила его на пол. Натянула шелковый бордово-черный халат, оставшись в свадебном белье. Было холодно, и больно. Я сжалась в комок и тихо заплакала.

— Нет, — прошептала я в сложенные ладони. — Нет, я не верю в это!

Какого хрена ему нужно?

Зачем он рассказал правду о моем детстве? Что навещал меня — в год, два, три, пока Девин не узнал и не запретил. И какого хрена он меня навещал, если не по приказу отца?

Я выдохнула в озябшие ладони, ощущая, как сердце сковывает льдом.

Может быть, слухи не врали, кто знает.

Руслана он убил за то, что тот надо мной издевался и заставил родить. Зверя он убьет за то, что этот садист и урод моральный мной попользовался. Я стану частью рода Девин и буду управлять огромным наследством вместе с сестрой. Вот, что он для меня выбрал. Я не смогу его остановиться, потому что он вроде как, действует мне во благо. Ему ничего от меня не нужно. Опекун Коринны за меня мстил.

Я снова подышала в ладони, пытаясь отогреться.

Бесполезно.

Страх сковал меня, как лед. Голова закружилась. На слабых ногах я поднялась и опираясь на стену, побрела в комнату к ребенку. Мне не хотелось оставаться одной.

Я села на кровать, повесив голову. Сил не было даже на то, чтобы запахнуть полы халата. А когда взглянула на инкубатор, заметила, что ребенок на меня смотрит. Не просто куда-то в пустоту, а, кажется, прямо на меня… Мутным, еще несфокусированным взглядом, но он замечал меня.

Я прижалась лбом к пластику, выдохнув.

Ребенок сжал кулачки.

— Кажется, я скоро дам тебе имя, — прошептала я сквозь слезы, прежде чем бросилась звонить врачу.

Пока малыша осматривали, я нервно ходила вокруг. Кусала ногти, думала то о ребенке, то о Звере. Я была благодарна за то, что он спас моего сына. И, возможно, это была последняя его миссия. Во всяком случае, я не останусь одна. Эти мысли пугали меня: словно я уже смирилась, что он не вернется.

— Лилия, хочу вас обрадовать, — неожиданно сказала врач, и я остановилась, кусая пальцы. — Сегодня вы сможете взять своего ребенка на руки.

— Все хорошо?

Я настороженно ждала ответ. Зверь в заложниках, весь город в огне, я ждала подвоха.

— Да, сегодня еще два специалиста его осмотрят, и мы можем перевести его из инкубатора. Ребенок уже дышит сам. Вес хороший. В дальнейшем еще могут быть проблемы с развитием, но сейчас его жизни ничего не угрожает.

Я слушала и не верила. Хоть что-то хорошее произошло. Хмурая складка между бровями не сразу, но расслабилась, я несмело улыбнулась. Врач ответила широкой улыбкой и ушла договариваться с коллегами. Через час приехали узкие, как она выразилась, специалисты. Они осмотрели глаза, проверили рефлексы, измерили его и провели массу исследований, большая часть которых мне была непонятна — разговаривали они только между собой.

— Завтра утром я вернусь, и отдам вам его на ручки, — пообещала врач, прежде чем уйти.