Проданная замуж

Забравшись в постель, я подумала, что Сайбер не придет. Было поздно, и в доме становилось все тише и тише — мне казалось, что любой, даже малейший шум обязательно разбудит мать. Вдруг дверь приоткрылась, и в проеме показалась голова Сайбера. Когда брат разглядел, что я не сплю и смотрю на него, он махнул рукой, вызывая меня из комнаты. Я бросила взгляд на Мену. Она не спала, это было слышно по ее дыханию, но плотно закуталась в одеяла, будто говоря: «Я не пойду, оставьте меня в покое». Я выскользнула из постели и шепнула Сайберу:

— Мена не идет. Обещаешь меня не пугать?

Он кивнул, и мы двинулись по коридору к двери, ведущей в подвал. Сайбер шел впереди, он включил свет и стал осторожно спускаться по ступенькам. На полпути он остановился и оглянулся.

— Давай, — прошипел он.

Я все еще стояла перед лестницей. Тишина в доме и темнота впереди лишили меня былой смелости. Точно так же я чувствовала себя, когда в Уолсолле нужно было пойти в туалет, а все остальные уже спали. Я начала сама себя запугивать, рисуя в воображении всякие ужасы.

— Давай же! — снова произнес Сайбер.

Я робко шагнула на первую ступеньку, потом на вторую. Ничего не заскрипело и не застонало, и мне стало легче. Сайбер показал жестом, чтобы я закрыла за собой дверь, — следовало свести к минимуму опасность быть услышанными. Я так и сделала, хотя мысль, что я отрезаю себе путь к отступлению, на случай если внизу действительно обнаружится что-то страшное, все же мелькнула у меня в голове.

У подножия лестницы, казалось, было еще темнее. Слабенькая полоска серебристого света из-под двери едва доходила до места, где мы теперь стояли. Я могла разглядеть только, как блестят глаза Сайбера.

— Включи свет, — прошептала я.

— Здесь нет света, — ответил он. — Но у меня есть свечи, давай я их зажгу.

С этими словами Сайбер исчез в темноте, оставив меня стоять на месте.

Я услышала, как он чиркнул спичкой, и в следующую секунду пространство перед нами озарилось слабым светом. Сайбер вернулся со свечой, которая шипела и норовила погаснуть, но давала достаточно света, чтобы можно было осмотреться. Кирпичные стены помещения были покрыты паутиной и пылью, сквозь которые с трудом можно было различить граффити.

— Заходи, Сэм. Здесь я зависаю, когда спускаюсь в подвал, — сказал Сайбер.

Я последовала за братом и увидела, что он и правда довольно уютно устроился: нашел матрас и застелил его простыней. На полу тоже были расставлены свечи, которые сейчас и зажигал Сайбер, а рядом лежала стопка комиксов.

Я присела на матрас, взяла первый попавшийся комикс и принялась листать его.

— Я спускаюсь сюда и читаю их иногда. Когда хочется сбежать от всего, что творится наверху. — Сайбер сидел на корточках, опираясь о стену, и смотрел на меня. Я отложила комикс. — Когда там становится жутко. — Наступило молчание, и я почувствовала, как к горлу подкатывает ком. — Когда они бьют тебя и орут, — продолжил он. — Я ненавижу их, когда они это делают.

Я не могла говорить.

Сайбер заерзал и перевел взгляд на стену.

— Здесь в стене есть дырка, в которую я прячу печенье. Если хочешь, можешь спускаться сюда, кушать печенье и читать комиксы. Когда будет хотеться сбежать.

У меня на глаза навернулись слезы, и комок в горле растаял.

— Спасибо, Сайбер, — только и смогла выговорить я.

Молчание стало немного неловким, и я снова взяла в руки комикс.

— Где ты берешь деньги на все это? — спросила я.

— Папа, — ответил он. — Он каждую неделю давал мне карманные деньги. Я читал комиксы у него дома, после школы. Я не в восторге от переезда, потому что теперь папа, наверное, не будет бывать у нас в гостях. Он слишком далеко от нас.

— Ты ходил к папе?

— Ш-ш, Сэм, не так громко. Конечно, — пожал плечами Сайбер.

— Так вот, значит, куда ты ходил, — сказала я.

— А?

— Ничего.

Мы еще немного посидели молча, пока я не начала замерзать.

— Я, наверное, уже пойду спать, Сайбер, — сказала я, и брат кивнул.

— Тогда пойдем, — сказал он и принялся задувать свечи.

Я подождала, пока он справится с этим, а потом мы вместе пошли к подножию лестницы. Снова забравшись в постель, на этот раз с ледяными ногами, я улыбнулась темноте.

Я взрослела, и однажды в кухне Ханиф странно на меня посмотрела, а потом сказала что-то, заставившее мать оглянуться на меня. «О, нет! — подумала я. — Что на этот раз?» Мать вышла из кухни, а вернулась с каким-то белым предметом в руках и обратилась ко мне:

— Пора тебе начинать носить что-нибудь подобное. Ханиф покажет, как это делается.

Я в замешательстве смотрела на кусок материи, зажатый в руке, потом развернула и поняла, что держу один из старых бюстгальтеров Тары. Ханиф показала, как его носят, и отослала меня в ванную, чтобы я там надела его. Как и панталоны, которыми мы пользовались несколько дней в месяц, бюстгальтер был мне не по размеру, но я уже не расстраивалась из-за таких мелочей.