Проданный ветер

– Все верно…, по новому договору была вновь открыта свобода мореплаванья и рыбной ловли в Беринговом море, а наши владения ограничены пятьдесят четвертой параллелью. Но это был тактический шаг, и шаг сей не дает право наглецам различных мастей, входить в наши воды и творить безобразия различные. Я уже не говорю о высадке на берег без специальной грамоты. Это касается всех гостей заморских, ведь все знают, что нельзя приближаться к берегу на расстоянии пушечного выстрела.

– Может, кто измену чинит? – предположил робко конокрад. – Вон испанцы вами убиенные не сильно-то с законами нашими считаются.

– Не тебе, про дела государственные размышлять! – оборвал его Орлов.

– А ведь каторжанин по-своему прав, – буркнул инженер. – Передовая часть общества в империи не довольна состоянием дел и вполне может препятствия в отдельных делах чинить.

– Тебе бы, инженер, к словам офицера прислушаться, – буркнул Сулима. – В своих университетах видать Жуковского начитался, до умопомрачения! А если по возвращению в Родину угодишь в третье отделение царской канцелярии?

– А тебе то, что с того за печаль? – огрызнулся Неплюев. – Главное, что здесь нет генерала Бенкендорфа со своими людьми, кои облечены особым доверием самого государя.

– Я же говорил господин, офицер, что ваш инженер есть еретик и якобинец! – с возмущением выпалил, Сулима, вскакивая. – Его Жуковский и Писарев с» Русским словом «в придачу, проповедуют освобождение личности от бытовых и семейных пут – это путь в никуда. У нас тоже случались конфликты между теми кто несет слово папы и его противниками, но наша буржуазия всегда шла на конфликт с пониманием того, что необходимо сохранить религию для защиты своих интересов.

– Успокойтесь, святой отец! – оборвал его Орлов. – Сядьте и не кричите! Не то я и впрямь решу, что вы нас хотите обнаружить. Да и вам-то чего печалиться? У вас труды перечисленных вами господ находятся в «Индексе запрещенных книг».

– Просто я со своими братьями знаю, что такое якобинцы – это чума для любой империи, – неохотно садясь, буркнул монах. – Поэтому у нас все подозрительные книги проверяются в цензурной коллегии, из-за чего зараза и не попадает на улицы к толпам плебеев.

– Чем же тогда вашей банде, не угодили труды Жанны Гюйон? – съязвил Неплюев. Ведь она проповедовала преданность и любовь к Богу, призывала презрительно относиться к добру и злу – и это одинаковое проявление божественной воли.

– Да, ее книги поначалу имели успех, и их содержание даже публично одобрял епископ Фенелон, – скривившись, пробормотал монах.

– Вот видите! Зачем же ее труды запрещать? Вашим братьям нужно быть последовательными!

– Мы всегда последовательны в отстаивании интересов Вечного Рима. – скрипя зубами и часто крестясь прошептал Сулима с ненавистью. – В книгах Гюйон было обнаружено до тридцати еретических положений, а речи Фенилона наши официальные представители осудили. Чему это инженер улыбается?

– Просто вспомнил, что труды этой госпожи, имеют в нашей империи множество поклонников, – невозмутимо отозвался инженер, – даже в лице господина Голицына.

– Через такие разговоры к власти в вашей империи придут якобинцы! Которые зальют улицы ваших городов кровью и вам уже не будет дела ни до этих земель, ни до самой империи.

– Вам-то тогда что печалиться? – проговорил Орлов вставая. – Вроде идет кто-то…

– Зараза из вашей империи может перекинуться и на наши земли, – процедил монах.

– Идет кто-то, все быстро за камни! – с жаром зашептал поручик, выхватывая из-за пояса револьверы.

Прошло несколько томительных минут, прежде чем в осторожно спускающейся фигуре они смогли разглядеть урядника.

– Ну, что там, братец? – спросил поручик, выходя из укрытия.

– Там, ваше благородие дилижанс в каменюках застрял, доложил тот, смахивая рукавом пот со лба. – Как ваше самочувствие?

– Все в порядке со мной, благодарствую, – озадаченно проговорил офицер. – А дилижанс то откуда взялся? Дорог то тут вроде нет никаких.

– Не знаю, но мы с кузнецом его в вашу биноклю хорошо разглядели – под четыре лошадки удуманный. Может они, по каким-то малозаметным дорогам его сюда пригнали.

– Ничего не понимаю – озадаченно пробормотал Орлов, приложив холодный револьвер ко лбу. – Откуда ему здесь взяться? Здесь же нет дорог! А ездовые? Вы их рассмотрели?

– Так, а ездовые лошадок распрягли, да к лесу подались, – развел руками казак, – но не индейцы – это точно.

– Ничего не понимаю! А где кузнец?

– Так схоронился он в каменюках, наблюдение ведет скрытое, я ему и биноклю оставил.

– Ладно, пойдем, глянем, что это за карета здесь объявилась, а ты, инженер, про караул не забывай.

Какого же было их удивление, когда поднявшись, они не обнаружили на месте кузнеца.

– Вот те раз, – растерянно пробормотал казак, озираясь по сторонам. – Куда же он мог подеваться?

– Я, кажется, знаю, куда он подался, – поморщившись, проговорил Орлов, глядя на стоящий поодаль дилижанс. – Идем.

– Вот ведь неслух, – сокрушался Степанов, едва поспевая за офицером, – я же запретил ему ходить к тарантасу одному. Вот ведь душа металлическая!