– Умно, придумано, – кивнув, выдавил офицер. – А меня чего же господин полковник в известность не поставил?
– Это ведь только сомнения были, – отозвался инженер, пожав плечами, – значит, не хотел, что бы поручик Орлов в пути на домыслы разные отвлекался.
– Понятно, – кивнул офицер, глядя на подбегающего урядника.
Из доклада, которого стало ясно, что лодка находится уже в не зоны выстрела и что они лишились своего средства передвижения. А это означало только одно – теперь они были лишены возможности маневра, теперь они целиком зависели от обстановки которая складывалась в прибойной полосе. Успокоив с трудом Неплюева, который был буквально ошеломлен новостью о гибели кузнеца, они перетащили тело покойного Василя подальше от линии прибоя. Затем обложили труп камнями, с тем, что бы ни звери, ни птицы не смогли потревожить вечный сон простого работного человека, до последнего вздоха верой и правдой служившего интересам империи.
– Прости нас, Василь, – проговорил Орлов, снимая фуражку, – что хороним тебя по воровски, без креста и священника. Но я тебе обещаю, что как только представится возможность, как только мы дойдем до Ново-Архангельска, я закажу службу и по тебе и по всем безвременно сгинувшим в Русской Америке. Прости нас за все, а за погибель твою мы уже отомстили.
– Пусть земля тебе эта каменистая, будет пухом, – хмурясь, прошептал казак, крестясь при этом.
Простившись, они спешно двинулись по кромке океана, в сторону форта есаула, то углубляясь в хвойный лес, подступавший почти вплотную к линии прибоя, то вновь выходя на открытые каменные пляжи. Шли в основном молча, из-за всего произошедшего, а так же из-за бессонной ночь проведенной в качающейся лодке. Короткие привалы, которые устраивал Орлов, не давали им возможности полноценно отдохнуть. Именно поэтому кода они в очередной раз пробираясь через заросли кустарника, наткнулись на огромного медведя, а винтовки в руках предательски отказывались замирать на точке прицеливания – Орлов принял решение перевести дух основательно.
– Все правильно, ваше благородие, – бормотал казак, разводя костер, – медведя просто так не добудешь. Пущай идет себе косолапый, он крепок на рану и живуч уж больно. Бить его наверняка надобно, на повал! Либо чуть выше глаз, либо в ухо, либо под левую лопатку, а как тут его выцелить, ежели руки трусятся.
– Для нас – это был шанс добыть себе провизию, – устало проговорил Орлов, закуривая. – Без еды мы так и ноги протянем.
– Ничего, – бормотал урядник, – заварки трошки есть – значит и чаек будет. Почаевничаем, отлежимся не много, а там я в пихтач сбегаю, может какую птаху добуду или зайца. Плоховато конечно, что снег еще не лег, а то бы по следам, то плевое дело провиант найти. А с медведем, пораненным нам сходиться сейчас никак нельзя, отомстить за обиду ему нанесенную он может крепко. Да и на кой нам столько мяса!
– Октябрь уже, а он все бродит по лесу, – лежа в изнеможении у костра, пробормотал Неплюев. – И чего ему не спится?
– Вот сразу видать, Иван Иванович, что городской ты человек, – усмехнувшись, вымолвил урядник, ломая ветки. – У медведя ведь тоже все в жизни случается по предписанию. Еже ли, например он нагуляет жиру за лето для спячки, то завалится в берлогу во второй половине ноября. А ежели мало жиру нагуляет из-за нехватки кормов, к примеру, то может завалиться и в конце октября. Нынче ему вон, сколько пищи было! И брусники, и клюквы, и ореха опять же, да и снег еще не лег.
– Как голова, не болит? – спросил Орлов закуривая.
– Все в порядке, – криво усмехнувшись, буркнул инженер, – заживет. Сам виноват, не надо было рот разевать.
– Ну и, слава Богу, терпеть уже немного осталось. Думаю, к вечеру уже в форте будем чаи гонять.
– Эх, жалко этот проходимец Сулима, сбежал, – со вздохом пробормотал инженер, – посмотрел бы с удовольствием на его рожу, в острог заключенную.
– Что уже про него говорить коли сбежать удалось, – покачав головой, отозвался Орлов. – Ты лучше в форте думай, прежде чем сказать, что либо. Эта уже территория, где к твоим вольным высказываниям отнесутся серьезно, где за разговоры твои и в железо угодить можно запросто.
– Я помню, Константин Петрович, что институт жандармов, незримо присутствует даже здесь, на кромке империи. Можешь не сомневаться.
– И вообще, читал бы ты, братец, лучше Гоголя, чем своих утопистов-марксистов.
– Признаться меня не сильно трогают его религиозные изыскания, – поморщившись, отозвался тот.
– Но он же обращает свои взоры к религии не в отрыве от культуры, а для того что бы найти решение конкретных проблем. Тебе так не кажется?
– Нет, его религиозные размышления меня решительно не волнуют! Хотя отдаю ему должное за то, что господин Гоголь определил во многом характер русской литературы, ее так сказать мессианство. Вы же знаете, что мне ближе Писарев, журнал «Русское слово».
– За то, что он на страницах сего журнала там выдвигают свою сумасшедшую идею, не призывая к революции достигнуть социального равенства, через техническое развитие?