Читаем Продавец грез полностью

— Нет! Они говорят так: «Зеркальце, зеркальце, есть ли на свете кто-нибудь, у кого дефектов больше, чем у меня?»

Люди засмеялись. Моника же просто расхохоталась. Она уже пять лет так не смеялась. Это было как раз то, чего учитель добивался: продать ей мечту о веселом настроении. Превосходный социологический эксперимент. Я впервые увидел, как из хаоса возникает хорошее настроение.

Бартоломеу подошел к учителю и сказал:

— Шеф, когда я смотрю в зеркало, то не замечаю у себя никаких дефектов. Значит ли это, что у меня есть проблема?

— Нет, Бартоломеу, вы прекрасны. Посмотрите на своих друзей, разве они не прекрасны?

Краснобай посмотрел на группу учеников.

— Шеф, не перегибайте палку. Они и так о себе высокого мнения.

Мы посмеялись и удалились. Никогда еще мы не чувствовали себя такими красивыми, по крайней мере, в своих

собственных глазах.

<p>Призваны манекенщица и революционерка</p>

На улицу с нами вышла и Моника. Она выразила учителю глубокую благодарность, обняла его и поцеловала в щеку. Мы умирали от зависти.

Учитель посмотрел на нее и вдруг сказал то, чего мы от него в данном случае никак не ожидали.

— Моника, вы блистали на модных подиумах, а я призываю вас блеснуть на подиумах другого рода, на которых труднее преуспеть, сложнее удержаться и не упасть, но более интересных и человечных. Я приглашаю вас продавать мечты вместе с нами.

Моника была в растерянности и не знала, что ответить. Она уже читала кое-какие газетные материалы о загадочном мужчине, который только что позвал ее за собой, но не имела ни малейшего представления о том, что ей предстоит делать. Как только учитель пригласил очаровательную манекенщицу, мы, выступавшие против привлечения женщин в нашу команду, возликовали. Мы полностью изменили свое мнение и туг же согласились с учителем в том, что женщины не только умнее мужчин, но еще и значительно красивее.

Заметив наш энтузиазм, учитель отошел в сторону. Он захотел поговорить с человеком, стоявшим метрах в двадцати от нас. Нам оставалось только объяснить новенькой, в чем состоит прелесть восхитительного мира грез. И, как нам казалось, мы ее непременно убедим в этом. Мы объясняли, объясняли и еще раз объясняли. Мы были похожи на стаю изголодавшихся кобелей, бегающих за сучкой в период течки.

Увидев, что Моника нашего энтузиазма не разделяет, Чудотворец пошел молиться. Ему не хотелось впасть в соблазн. Рука Ангела пребывал в состоянии эйфории и потерял способность выговаривать слова, однако попытался привлечь внимание Моники стихами. И прочитал:

— Жизнь без… без грез — это все равно, что зима без… снега, что океан без… без… волн. — Он думал, что возвышает себя в ее глазах, а на самом деле не давал ей ни охнуть, ни вздохнуть.

Моника никогда раньше не видела таких чудаков, грязных, плохо одетых, экстравагантных, желающих любой ценой уговорить ее, отчего ее сомнения становились только сильнее. Мы и вправду были похожи на рой пчел, окруживших свою матку. Пока мы говорили, Моника краем глаза потлядывала в сторону учителя, который внимательно слушал собеседника. Через полчаса стало ясно, что Моника хочет уйти. А тут еще вмешался Краснобай.

— Моника, дорогая, продавать грезы — это самое безумное дело, которым я когда-либо занимался. Даже проходя закалку водкой, я не делал таких глупостей, — начал он, пугая девушку, и с оглушительным звуком в очередной раз пустил ветры. Мы пришли в ужас и снова резко потребовали от него:

— Бартоломеу, прикинься нормальным!

Но притворяться он не умел, он умел лишь быть собой. Между тем произошло нечто неожиданное. Пока речь шла о прелестях торговли мечтами, Моника отвергала идею совместных походов, но когда Бартоломеу заговорил о безумии проекта, она оживилась. Ей хотелось чего-нибудь более возбуждающего, чем то, что она получала на подиумах. Она задумалась, но все еще не решалась принять участие в социологическом эксперименте.

Вскоре пришел учитель, и она обратилась к нему:

— Учитель, я знаю человека, с которым вы сейчас разговаривали.

— Прекрасно! Это интереснейший человек, — заговорил учитель с воодушевлением.

— Он глухонемой и не знает «либраз», — продолжала манекенщица, не уверенная, что правильно поняла учителя.

Если глухой не знает бразильского языка жестов для глухонемых — «либраз», то общаться с ним невозможно. Мы молча ждали. После этих слов Моники можно было легко предположить, что она за учителем не последует.

— Я знаю, — ответил учитель. — Именно поэтому ему редко уделяют внимание и не пытаются пробиться сквозь глухую стену его одиночества. Я слышал то, что не было сказано словами. Вы уже пытались хорошенько исследовать его?

Моника замолчала, словно сама была глухонемой. Учитель отошел, а Моника так и стояла, восхищенная. Она приняла решение участвовать в походах и в эксперименте в целом, но учитель попросил ее ночевать дома. Она и не догадывалась, какие бессонные ночи ее ожидают.

Перейти на страницу:

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология / История
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное