Продавец обуви. История компании Nike, рассказанная ее основателем

Разумеется, мой подход к разрешению кризиса только усугубил ситуацию. Разгневанный, уязвленный, я часто реагировал самодовольно, раздражительно, разъяренно. В определенный момент я почувствовал, что моя реакция вредоносна, контрпродуктивна, но я не мог остановиться. Непросто оставаться уравновешенным, когда однажды просыпаешься, думая, что ты создаешь рабочие места, помогаешь бедным странам модернизировать промышленность, а спортсменам – добиваться великих достижений, и видишь, что твое чучело сжигается напротив флагманского магазина твоей компании в родном городе.

Компания отреагировала так же, как и я. Эмоционально. Всех шатало. До позднего вечера во всех окнах штаб-квартиры в Бивертоне горел свет, а во всех комнатах для переговоров и офисах шли самокритичные обсуждения наших действий. Хотя мы и понимали, что значительная часть критики в наш адрес несправедлива, что «Найк» был символом, скорее козлом отпущения, нежели настоящим виновником, все это не имело отношения к делу. Мы должны были признать: мы могли бы действовать лучше.

Мы сказали себе: мы должны действовать лучше. Затем сказали миру: ну, смотрите. Мы превратим наши фабрики в блестящие примеры.

И превратили. За десять лет, прошедших после появления дурных заголовков и сенсационных разоблачений, мы смогли воспользоваться кризисом, чтобы изобрести заново всю компанию. Например, худшее, что было в обувной фабрике, – это резиновый цех, где соединяются верх и подошвы обуви. Испарения там удушающие, токсичные, канцерогенные. Поэтому мы изобрели связующее вещество на основе воды, которое не выделяет никаких испарений, устранив, таким образом, 97 процентов канцерогенных веществ, содержащихся в воздухе. Затем мы передали это изобретение нашим конкурентам, всем, кому оно требовалось. Все взяли. Почти все теперь используют его. Это лишь один из многих, очень многих примеров.

Мы превратились из мишени у реформаторов в доминирующего игрока во всем фабричном реформаторском движении. Сегодня фабрики, выпускающие нашу продукцию, среди лучших в мире. Представитель Организации Объединенных Наций недавно сказал следующее: «Найк» – это золотой стандарт, с которым мы сравниваем все фабрики одежды».

Из кризиса, связанного с кабальным производством на потогонной основе, с нашей помощью родился проект под названием «Девичий эффект» – широкая программа компании «Найк», направленная на то, чтобы положить конец нищете в самых мрачных уголках земного шара. Вместе с ООН и другими корпоративными и государственными партнерами программа «Девичий эффект» расходует десятки миллионов долларов, проводя разумную, глобальную кампанию, направленную на то, чтобы девочки-подростки (в развивающихся странах Африки. – Прим. пер.) могли получить образование, наладить связь друг с другом и воспрянуть духом. Экономисты, социологи, не говоря уже о наших собственных сердцах, свидетельствуют, что молодые девушки экономически самые уязвимые, хотя относятся к такой категории населения, которая жизненно важна и демографически незаменима. Поэтому оказание помощи им помогает всем. Стремится ли программа «Девичий эффект» к тому, чтобы положить конец детским бракам в Эфиопии, создать безопасную среду для девочек-подростков в Нигерии или выпускать журнал или радиопередачи с мощным, вдохновляющим призывом к молодым руандийкам, она вносит изменения в миллионы жизней, и моими наилучшими днями недели, месяца или года становятся те, когда я получаю яркие отчеты с линии фронта, где ведется такая борьба.

Я готов был бы сделать все, что угодно, лишь бы вернуться назад, чтобы принять много иных решений, которые позволили бы или не позволили избежать кризиса с «потогонным производством». Но не могу отрицать и того, что этот кризис привел к чудесным изменениям как внутри, так и за пределами «Найка». За это я должен быть благодарен ему.

Разумеется, вопрос о заработной плате всегда будет стоять. Зарплата рабочего на фабрике в третьем мире для американцев выглядит невероятно низкой, и я это понимаю. И все же мы должны действовать в рамках ограничений и структур каждой страны, каждой экономики; мы просто не можем платить столько, сколько пожелаем. В одной стране, которую я не стану называть, когда мы попытались поднять уровень зарплаты, нас вызвали на ковер, в кабинет высшего правительственного чиновника, который приказал нам не делать этого. Мы разрушаем экономическую систему всей страны, сказал он. Это неправильно, настаивал он, и недопустимо, когда рабочий на обувной фабрике получает больше, чем врач.

Перемены никогда не происходят так быстро, как мы хотели бы.