В 1980-е годы, когда бы я ни приезжал в Токио, Хаями приглашал меня на выходные в свой дом на пляже, около Атами, на японской Ривьере. Мы всегда выезжали из Токио поздно вечером по пятницам, поездом, и пили в дороге коньяк. Через час мы уже были на полуострове Идзу, где ужинали в каком-нибудь шикарном ресторане. На следующее утро мы играли в гольф, а в субботний вечер устраивали барбекю в японском стиле на лужайке за домом. Нам удавалось разрешить все мировые проблемы, или же я делился с ним своими проблемами, и он решал их.
Во время одной из таких поездок мы закончили вечер, погрузившись у Хаями в бочку-купель с горячей водой. Помню, как до пенящейся воды издалека докатывался звук набегавших на берег океанских волн. Помню запах прохладного ветерка, пробиравшегося сквозь листву деревьев, – сквозь тысячи тысяч деревьев, окаймлявших берег, сквозь десятки их видов, которых не найти ни в одном орегонском лесу. Вспоминаю, как вдали каркали большеклювые вороны, в то время как мы философствовали о бесконечности. Затем перешли к тому, что имеет конец. Я жаловался на свой бизнес. Даже после того, как мы стали публичной компанией, оставалось так много проблем. «У нас так много возможностей, но мы с огромным трудом находим менеджеров, которые могли бы правильно воспользоваться ими. Мы пробуем людей со стороны, но они терпят неудачу, потому что наша культура настолько отличается».
Г-н Хаями кивнул. «Видите бамбуковые деревья вон там, наверху?» – спросил он.
«Да».
«На следующий год… когда вы приедете… они будут на фут выше».
Я широко раскрыл глаза. Я понял.
Вернувшись в Орегон, я приложил много сил для того, чтобы воспитать и взрастить нашу команду управленцев, медленно, проявляя больше терпения, нацеливаясь на то, чтобы продолжать и дальше их подготовку и заниматься долгосрочным планированием. Я стал смотреть на вещи шире и на более дальнюю перспективу. Это сработало. В следующий раз, когда увиделся с Хаями, я рассказал ему об этом. Он лишь один раз кивнул,
Почти три десятилетия тому назад Гарвард и Стэнфорд приступили к изучению «Найка», делясь результатами своих исследований с другими университетами, что подарило мне множество возможностей для того, чтобы посещать различные колледжи, принимать участие в стимулирующих научных дискуссиях, продолжать свое собственное обучение. Всегда приятно прогуляться по кампусу, но это также помогает глубже понять многое, потому что в то время, как я нахожу современных студентов смышленее и компетентнее студентов моего времени, я одновременно вижу, что их настрой куда более пессимистичен. Время от времени они в тревоге вопрошают: «Куда идут Соединенные Штаты? Куда идет мир?» Или: «Где новые предприниматели?» Или еще: «Неужели мы обречены как общество на худшее будущее для наших детей?»
Я рассказываю им о разоренной Японии, увиденной мною в 1962 году. Говорю им о руинах и развалинах, из которых каким-то образом появились мудрецы вроде Хаями и Сумераги. Говорю им о еще неразведанных ресурсах, природных и человеческих, которые имеются в мире, об изобилии путей и средств для разрешения многих мировых кризисов. Все, что нам надо сделать, говорю я студентам, – это работать и учиться, учиться и работать, и как можно упорнее.
Другими словами: все мы должны стать профессорами джунглей.
Я гашу свет, поднимаюсь наверх в спальню. Свернувшись калачиком с книгой, оставшейся рядом с ней, погрузилась в сон Пенни. Вся эта химия, это чувство внутренней синхронизации, начиная со Дня Первого, с бухучета по форме 101, осталось, никуда не делось. Наши конфликты, какими бы они ни были, в основном сводятся к противостоянию работы против семьи. К поиску баланса. Поиску определения слова «баланс». В наши труднейшие моменты нам удалось сымитировать тех спортсменов, которыми я больше всего восхищаюсь. Мы проявили выдержку, прошли сквозь все невзгоды. Выстояли.
Я проскальзываю под одеяло, осторожно, чтобы не разбудить ее, и, замерев, думаю о других, кто тоже выстоял. Хэйес живет на ферме в долине Туалатин, имеет в общей сложности 108 акров земли, нелепую коллекцию бульдозеров и других тяжелых машин и механизмов (его гордостью и радостью является гусеничный трактор
Вуделл живет с женой в центральной части штата Орегон. Многие годы он водил собственный частный самолет, показывая средний палец всем, кто говорил, что он беспомощен (помимо всего прочего, пилотируя частный самолет, ему не приходилось волноваться из-за того, что какая-то авиакомпания потеряет его кресло-коляску).