Продавец обуви. История компании Nike, рассказанная ее основателем

Мы прогуливались мимо клеток со львами и тиграми. Я сказал ей, что категорически не хочу работать на чужого дядю. Я хотел построить что-то, что будет моим, что-то, на что я смог бы указать, сказав: я это сделал. Только так в моем представлении жизнь становилась осмысленной. И значимой.

Она кивнула. Как и с основными принципами бухгалтерского учета, она ухватила все интуитивно, и сразу же.

Я спросил ее, встречается ли она с кем-то. Она призналась, что встречается. Но парень, ну, сказала она, он просто мальчишка. Все ребята, с которыми она ходила на свидания, сказала она, были просто мальчишками. Болтали о спорте и машинах (я оказался достаточно сообразителен, чтобы не признаться, что люблю и то, и другое). «Но вы, – сказала она, – вы повидали мир. А теперь рискуете всем, чтобы создать компанию…»

Голос ее умолк. Я распрямил плечи. Мы попрощались со львами и тиграми.

Во время нашего второго свидания мы сходили в «Джейд Вест», китайский ресторан через дорогу от нашего офиса. За говядиной по-монгольски и цыпленком с чесноком она рассказала мне свою историю. Она все еще живет в родительском доме и очень любит свою семью, но есть проблемы. Ее отец служил адвокатом в Адмиралтействе, что, на мой взгляд, было неплохой работой. Судя по ее рассказу, ее дом, несомненно, был больше и лучше дома, в котором вырос я. Но пятеро детей, как она намекнула, это создавало чрезмерную нагрузку. Деньги были постоянной проблемой. Определенное нормирование превратилось в семье в стандартный порядок жизнеобеспечения. Всего всегда не хватало; постоянно ощущался дефицит основных предметов обихода, таких, например, как туалетная бумага. На доме лежала печать незащищенности. Незащищенность ей не нравилась. Она предпочитала безопасность. Она вновь повторила это слово. Безопасность.

Вот почему ее внимание привлек бухгалтерский учет. Он казался ей основательным, надежным, тем главным направлением профессиональной деятельности, на которое она всегда могла положиться.

Я спросил ее, как случилось, что она выбрала Портлендский университет. Она ответила, что начинала учиться в Орегонском. «О!» – удивленно выдохнул я, будто она призналась в том, что отсидела в тюрьме.

Она засмеялась. «Если это послужит утешением, то скажу, что ненавидела его». В частности, она не могла подчиниться требованию учебного заведения, согласно которому каждый студент обязан пройти хотя бы один курс по ораторскому мастерству. Она была слишком застенчива для такого.

«Я понимаю, мисс Паркс».

«Зовите меня Пенни».

После обеда я подвез ее домой и встретился с ее родителями. «Мам, пап, это мистер Найт».

«Рад с вами познакомиться», – сказал я, пожимая им руки. Мы все уставились друг на друга. А потом на стены. Потом на пол. Хорошие погоды стоят, не правда ли?

«Ну, – сказал я, постучав пальцем по циферблату своих ручных часов и щелкнув своими резинками, – уже поздно, так что я лучше пойду».

Ее мать взглянула на настенные часы. «Еще только девять часов, – сказала она. – Ничего себе свиданьице».

Сразу же после нашего второго свидания Пенни улетела с родителями встречать Рождество на Гавайях. Она прислала мне открытку, и я принял это за хороший знак. Когда она вернулась, в первый же день, когда она пришла в офис, я вновь пригласил ее пообедать вместе. Было это в начале января 1968 года, в жутко холодный вечер. Вновь мы отправились в «Джейд Вест», но на этот раз я встретился с ней прямо в ресторане, и я здорово опоздал, приехав с экзаменационного совета «Бойскаутов Америки», на котором лучшим ребятам присуждали высшее звание «скаута-орла», услышав о котором она фыркнула: «Скаут – орел? Это вы-то?»

Я воспринял это как еще один хороший знак. Она чувствовала себя вполне раскрепощенно, чтобы подтрунивать надо мной.

В какой-то момент во время нашего третьего свидания я заметил, что мы оба стали держаться намного непринужденнее. Ощущение было прекрасное. Легкость в общении сохранялась, а в течение следующих нескольких недель наша раскованность стала еще глубже. Между нами возникло взаимопонимание, некое ощущение друг друга, нам удавалось общаться, не прибегая к словам. Как могут делать только два застенчивых человека. Когда она чувствовала смущение или неловкость, я ощущал это, я либо давал ей время, чтобы она справилась с этим сама, либо пытался расшевелить ее, в зависимости от ситуации. Когда же я сам начинал тупить, погружался в какой-либо внутренний спор сам с собой по поводу бизнеса, она знала, стоит ли ей слегка похлопать меня по плечу или же терпеливо выждать, пока я не приду в себя.

По закону Пенни еще не достигла возраста, когда ей разрешалось бы пить алкогольные напитки, но мы часто одалживали водительские права одной из моих сестер и отправлялись выпить по коктейлю в ресторан «Трейдер Вик» в центре города. Алкоголь и время творили чудеса. К февралю, ближе к моему тридцатилетию, она проводила каждую свою свободную минуту в «Блю Риббон», а все вечера – у меня на квартире. В какой-то момент она перестала обращаться ко мне как к мистеру Найту.