Продавец обуви. Как я создал Nike

Я вдруг почувствовал, как на бегу улыбаюсь. Почти смеюсь. Заливаясь потом, двигаясь так грациозно и легко, как никогда прежде, я вдруг увидел свою великую Безумную Идею, ярко светящуюся надо мной. И она не выглядела такой уж безумной. Она даже не выглядела как идея. Она выглядела как реальность. Она выглядела как человек или какая-то жизненная сила, которая существовала задолго до меня, и всегда – отдельно от меня, но так же, как бы странно это ни звучало, и как часть меня. Это может выглядеть немного патетично, немного безумно. Но именно так я себя чувствовал в ту минуту.

А может, все было не так. Может, моя память преувеличивает этот момент прозрения? Или сливает множество маленьких прозрений в одно большое? Или, может быть, если такой момент и был, это был всего лишь экстаз бегуна. Не знаю. Не могу сказать. Столько всего смешалось в воспоминаниях об этих днях, постепенно сложившихся в месяцы и годы. А сколько всего испарилось, как те круглые, морозные облачка дыхания? Миллионы мыслей и переживаний.

Остается тем не менее та самая глубинная правда, которая никогда от меня не уйдет. В 24 года у меня была Безумная Идея. Я признаю ее жизнь во мне. И, несмотря на то, что меня лихорадило от юношеской неуверенности в завтрашнем дне, страхов по поводу будущего, сомнений в себе, как и всех двадцатилетних мужчин и женщин, я решил, что мир создан для сумасшедших идей. А для чего же еще? История – это длинная непрерывная летопись безумных идей. Вещи, которые я любил больше всего, – книги, спорт, демократия, частное предпринимательство, – все начинались как безумные идеи.

В этом отношении безумные идеи о переустройстве мира так же рискованны, как и мое любимое занятие – бег. Переделывать мир – это тяжело, больно, рискованно. Награда невелика и вовсе нам не гарантирована. Когда ты бегаешь по стадиону или по пустой дороге, у тебя нет реального пункта назначения. По крайней мере, ничто не может полностью оправдать наши вложенные в бег усилия. Само по себе действие – бежать! – становится пунктом твоего назначения. Дело не в том, что не существует финишной черты. Нет. Не свисток арбитра, а сам ты определяешь, где она.

Какие бы удовольствия или достижения вы ни извлекали из бега или что бы вы ни пытались извлечь из бега, вы должны все стимулы найти внутри себя. Каждый бегун знает это. Ты бежишь и бежишь, милю за милей, и ты никогда толком заранее не знаешь зачем. Ты говоришь себе, что бежишь к некой цели, соревнуешься в гонке, но на самом деле ты бежишь потому, что альтернатива этому – остановка – пугает тебя до смерти. Поэтому-то ты и бежишь!

Поэтому тем утром 1962 года я сказал себе: пусть все окружающие считают твою идею безумной… Но это их право. А ты – ты просто продолжай бег. Не останавливайся. Даже не думай останавливаться, пока ты туда не придешь, и не особо задумывайся, где находится это заветное «туда». Что бы ни происходило, просто не останавливайся.

Это был глубокий, даже провидческий, и своевременный просвет в мыслях, который я сначала умудрился дать сам себе. Я взял его из ниоткуда, а затем смог применить. Полвека спустя я твердо верю, что это – лучший совет, который я дал сам себе. А возможно, и единственный, который вообще следует давать самому себе.

Глава 2 1962

В тот день, когда я решился обсудить эту тему с отцом, когда я собрался с духом поговорить с ним о моей Безумной Идее, я понимал, что сделать мне это нужно под вечер. Просто от того, что вечер – это лучшее время для папы. В этот час он бывал расслаблен, хорошо накормлен и отдыхал, растянувшись в своем глубоком кресле из искусственной кожи, перед телевизором в гостиной. И готов к непростым идеям.

И сегодня я могу, запрокинув голову и закрыв глаза, услышать смех зала, и песенки на заставке его любимых шоу, Wagon Train и Rawhide.

Его самой любимой программой было шоу Реда Баттонса, родом из 1950-х. Каждая серия начиналась с того, что Ред пел: «хо-хо, хе-хе, творятся странные дела…»

Я присел на стул с прямой спинкой возле кресла отца, натянуто улыбнулся и принялся ждать перерыва на рекламу. Я снова и снова прокручивал в голове речь, с помощью которой пытался покорить отца, особенно начало моей речи.

В перерыве передачи я спросил:

«В общем, пап, помнишь ту Безумную Идею, которая у меня была в Стэнфорде?..»

То, о чем я говорил, – это было одно из наших последних занятий, семинар по частному предпринимательству. Я написал исследовательскую работу про обувь. И она, эта студенческая работа, эволюционировала из обычного студенческого задания в настоящую манию.

Будучи бегуном, я кое-что понимал в том, как должна быть устроена наша обувь.