Продавец обуви. Как я создал Nike

Будучи знатоком бизнес-процессов, я знал, что японские камеры совершили серьезный прорыв на рынке электроники, где – ну мы так думали – еще недавно доминировали немцы. В своей работе я доказывал, что японские беговые кроссовки способны сделать то же самое – революцию! Идея заинтересовала меня, затем вдохновила, а потом полностью захватила. Это казалось таким очевидным, таким простым и обладающим огромным потенциалом. Таким простым для меня, для моего решения.

Я посвящал этой работе неделю за неделей, дни за днями. Я практически поселился в библиотеке, пытаясь изучить все, что я мог найти об импорте и экспорте, и то, как открыть компанию. В итоге я представил свою работу однокурсникам, которые отреагировали на нее обычной скукой. Никто не задал ни единого вопроса. Они встретили мое страстное выступление унылыми вздохами и отсутствующими взглядами.

Профессор решил, что в моей Безумной Идее есть толк, и поставил мне высший балл. Но это было все. Ну, по крайней мере, предполагалось, что на этом все. Предел моих достижений. Но я-то сам никогда не прекращал думать об этой работе. Все время до конца учебы в Стэнфорде, во время каждой утренней пробежки и до момента встречи с отцом в гостиной перед телевизором, я мечтал поехать в Японию, найти компанию по производству обуви, представить там мою Безумную Идею. Я жил в надежде, что японские производители встретят ее с большим энтузиазмом, чем мои однокурсники, и что они захотят вести дело с застенчивым, бледным, тощим как шпала парнем из сонного Орегона.

Меня также влекла идея экзотического путешествия в Японию и обратно. Как я могу оставить свой след в мире, думал я, пока сам не пойду в этот мир и не увижу его? Перед тем как решиться бежать большую дистанцию, мы всегда хотим пройти по треку пешком, чтобы почувствовать его. Такой прогулкой и могло стать кругосветное путешествие с рюкзаком за спиной. Мне хотелось посетить самые чудесные места на планете. И самые священные.

Конечно, я хотел попробовать другую еду, услышать иные языки, погрузиться в чужие культуры, а больше всего я по-настоящему жаждал просветления с большой буквы. Мне хотелось познать на опыте, что китайцы именуют Дао, греки – Логос, хинду – джаной, а буддисты – Дхармой. То, что христиане называют духом. Прежде чем пускаться в свое жизненное путешествие, думал я, нужно познать величайшее путешествие человечества.

Да, говорил я себе, да. Я должен ехать. Во славу Господа и чтобы сделать мир лучше. Но для начала мне нужно было одобрение отца. Более того, мне нужны были деньги.

В прошлом году я уже заговаривал с ним о большом путешествии, и мой отец, казалось, поддерживал эту идею. Но, конечно, он уже о моих мечтах забыл. И наверняка ему покажется лишним добавлять к путешествию еще одну дорогостоящую поездку, да и куда – в Японию? Чтобы открыть компанию? Чтобы основать какую-то артель «Напрасный труд»? Наверняка все ему это покажется неразумным. И слишком дорогим.

У меня были небольшие сбережения, оставшиеся после службы в армии, и деньги, отложенные после различных временных подработок, которыми я занимался несколько лет. К тому же я планировал продать свою машину, вишнево-черный MG с гоночными шинами. Вместе с этим у меня выходило полторы тысячи долларов, а этого было очень мало, говорил я отцу. Он кивал, хмыкал и переводил глаза с телеэкрана на меня и обратно, пока я ему все это выкладывал.

«Помнишь, мы говорили с тобой об этом, папа? Как я рассказывал тебе, что хочу увидеть мир? Гималаи? Пирамиды? Мертвое море, папа? Мертвое море? Я также подумываю заглянуть в Японию. Помнишь мою Безумную Идею? Японские беговые кроссовки? Да? Это могло бы быть грандиозно, пап. Грандиозно».

Я продолжал расписывать ему этот проект, изо всех сил стараясь его «продать». Продавать я всегда ненавидел, а этот конкретный случай практически не имел шансов на воплощение в жизнь, именно поэтому я уговаривал его с таким отчаянием. Мой отец только что потратил сотни долларов на то, чтобы я учился в университете Орегона, еще тысячи – на Стэнфорд. Мой отец был издателем «Орегон Джорнал», это была приличная работа, которая позволяла вести хорошую, комфортную жизнь и оплачивать наш просторный белый дом на Клейборн-стрит, на самой тихой окраине Портленда, в Истморленде. Но он ведь не печатал деньги. К тому же это был 1962 год. Мир был тогда больше. Хоть правительство США уже и отправило человека в космос, но при этом 90 % американцев все еще никогда не летали на самолете.

Обычные мужчины и женщины нашей страны в эти годы никогда не выезжали дальше сотни миль от своего порога, так что одно лишь упоминание о кругосветном путешествии могло негативно подействовать на нервы любому отцу. А моему отцу – так особенно, ведь его предшественник по работе в газете погиб в авиакатастрофе.