— Приметы давай, помозгуем, — потребовал Артемка.
— Высокий парень, лет тридцати пяти — сорока, короткая стрижка, волосы русые, бородка.
— Стоп! Так дело не пойдет, — оборвал Артемка. — Ты мне голос его опиши, так быстрее будет.
— Голос как голос. Без акцента, без дефектов вроде шепелявости или картавости.
— Из особых что есть?
— Великий он, выше всех себя ставит. И независимость любит, законов ничьих не признает, правилам не подчиняется. Ни общепринятым, ни воровским, — перечислил Гуров то, что первое пришло на ум. — Анархист, одним словом.
— Ляпа это, — выслушав, заявил Артемка. — Гонору до макушки, а по факту — полный ноль.
— Ляпа? Новое прозвище?
— К нам он без прозвища пришел. Прибился сюда, мы и не поняли, как у него это получилось.
— А что в этом странного? Или у вас здесь отбор особый?
— Одиночка он, а здесь все больше те, кому компания нужна, — пояснил Артемка. — И важничает очень, мы для него быдло. На черта ты сюда приперся, спрашивается, если такой великий? Верно?
— Логично, — согласился Гуров.
— Вот и я говорю. — Артемка вытащил из кармана обмусоленный окурок. — Спички есть?
Гуров достал пачку сигарет, зажигалку, протянул Артемке. Тот отказываться не стал, загреб пачку, выбил одну сигарету, прикурил.
— В угловом бараке его ищи, в конце улицы, там кроме твоего Анархиста никого, — проговорил он и потерял к разговору интерес.
Лев подождал, не добавит ли Артемка еще что-то, не дождался, кивком поблагодарил и вышел на крыльцо. На улице начало темнеть. Дальний край улицы уже едва просматривался. Он спустился с крыльца и пошел искать угловой барак. Заброшенный поселок насчитывал порядка десяти бараков, образовавших что-то вроде центральной улицы. Особняком стояли только два барака, по левую и по правую сторону от улицы.
Тот, что располагался по правую сторону, почти вплотную приткнулся к реке. Гуров обошел здание кругом. Паводковые воды и время не пощадили здание, деревянные стены обросли мхом, кое-где доски прогнили и рассыпались, но в целом барак все еще держался. На втором этаже в некоторых окнах даже стекла сохранились. К входной двери вела дорожка, протоптанная в густой траве, за домом, метрах в пяти от стены, — мостки, ведущие к воде. В камышах притулилась лодка.
«Похоже, это здесь», — подумал Лев, поднялся на крыльцо и, войдя в барак, сначала обошел весь первый этаж, потом поднялся наверх и начал медленно передвигаться от комнаты к комнате. В большинстве помещений двери отсутствовали, в них он просто заглядывал и шел дальше. За закрытыми дверями оказались всего три комнаты, две из них он уже осмотрел, оставалась последняя, и она оказалась на замке.
Добротный новый замок, врезанный в хилую дверь, выглядел нелепо, но хозяину комнаты, по всей видимости, так не казалось. Гуров постучал по косяку, ответа не последовало. Он повторил попытку и прислушался. Звуков из комнаты не доносилось. Он стоял и размышлял: ломать дверь или дождаться возвращения хозяина? Достаточно одного хорошего удара ногой, и дверь слетит с петель. Стоит ли начинать разговор с порчи имущества, пусть и незаконно захваченного? Лев решил, что не стоит.
Он спустился на первый этаж, сел на крыльце и приготовился ждать. Прошло минут двадцать, когда со стороны реки послышались осторожные шаги. Кусты едва заметно покачались и застыли. Кто бы там ни был, выходить он не торопился. Выждав минут пять, Лев заговорил вслух:
— Поздно уже, комаров тьма, хватит по кустам шариться, выходи. Посидим, поговорим.
Некоторое время из зарослей не доносилось ни звука, потом снова зашуршало и послышался приглушенный голос:
— Ты кто такой?
— Гуров я, неужели не узнал?
В зарослях снова все стихло, затем любопытство взяло верх, кусты раздвинулись, и перед Гуровым возникла мужская фигура, в которой он узнал Анархиста.
— Чего надо, Гуров?
— Поговорить.
— Один пришел?
— Мы вроде как старые знакомые, — протянул Лев. — Некрасиво к старым знакомым с толпой без приглашения.
— Это ты верно подметил. — Анархист приблизился на пару шагов. — Случилось чего или по старому делу приехал?
— Это ты мне скажи, случилось у тебя чего или под настроение в бараки переселился?
— Почему нет? Тут природа, рыбалка. — Анархист подошел к крыльцу, сел в отдалении от Гурова, вытянул ноги.
Выглядел он неважно. Лицо усталое, отечное, одежда не первой свежести, щетина на щеках. Прическа, которой Анархист всегда гордился, давно не встречалась с расческой, и взгляд какой-то затравленный, хоть он и старался это скрыть. Гуров помнил Виктора Удовиченко совсем другим: ухоженным, даже лощеным, рубашка с иголочки, ровный пробор и гладко выбритые щеки, благоухающие дорогим парфюмом. Теперь от прежнего лоска не осталось и следа.
— Вижу, жизнь на природе тебя не красит, — заметил Лев. — Не привык без удобств жить?
— Это временно, — отмахнулся Анархист, но в глазах его Лев уловил тоску. — Из Москвы прикатил?
— Оттуда. Сам-то давно в столице был?
— Давно.
— Что так?
— Надоело все, решил сменить образ жизни. — Анархист обвел рукой окрестности: — Вот, экспериментирую. Выбираю подходящий.
— И как успехи?
— Пока не определился.