Продавец швейных машинок

Мы шумно распрощались, я сел в машину и отъехал на пару кварталов. Потом осторожно вернулся. Милли приоткрыла дверь, приложив к губам палец.

Поднявшись на крыльцо, я снял туфли и в одних носках ужом проскользнул в прихожую.

С минуту мы стояли, с замиранием сердца прислушиваясь, как миссис Лейевски кашляет, потом на цыпочках поднялись по лестнице. Прокрались в комнату Милли, и тут же упали друг к другу в объятия.

- А она никогда не поднимается сюда по ночам? - шепотом спросил я.

Милли молча покачала головой и снова прижалась ко мне всем телом, словно вспоминая наш танец.

- Как, черт побери, снимать это трико? - спросил я после нескольких безуспешных попыток содрать его с Милли.

- А нечего было просить, чтобы я его надевала, - назидательно произнесла она.

- Кто старое помянет, тому глаз вон, - отмахнулся я.

- Ничем не могу помочь. Тебе надо, ты и снимай.

Что ж, времени у нас было, хоть отбавляй. Однако вы даже представить себе не можете, сколько мне пришлось перетерпеть, прежде чем её трико присоединилось к моим брюкам и трусам, валявшимся в куче на полу. Такую уж игру затеяла Милли. Мы раздевали друг друга, но по определенным правилам: если кто-то ожесточенно сопротивлялся, противник был обязан уступить. В итоге, когда я уже остался совсем голым, мне удалось добиться только того, что Милли приспустила с плеча одну лямку.

Она уже была готова сбросить чертово трико и, должно быть, с минуту забавлялась стоявшим в полный рост Фридрихом, когда вдруг замерла и знаком велела мне затихнуть.

Ступеньки лестницы скрипели!

- О, Боже! - шепнула Милли.

Наши взгляды заметались по комнате, но тщетно - прятаться было негде. И вдруг Милли осенило.

- Сюда! - указала она на просвет между кроватью и стеной. Около фута шириной.

- Ты уверена...

- Скорей!

Я протиснулся в щель и затаился на полу ни жив, ни мертв. Милли набросила на меня сверху плед, и я услышал, что она заходила по комнате, напевая себе под нос.

За дверью скрипнула половица!

- Милли, ты спишь?

Как ни в чем не бывало, Милли прощебетала:

- Нет еще, миссис Лейевски. Я вам нужна?

- Да, на одну секунду.

Я услышал, как дверь открылась.

- Ваш молодой человек уже ушел? - задушевно спросила хозяйка. Я мысленно представил, как её крысиные глазки шныряют по спальне и кухне девушки.

- Да, сто лет назад, - засмеялась Милли.

- Забавно, - хмыкнула миссис Лейевски. - А мне показалось, что я слышу ваш смех.

- Это радио, миссис Лейевски. Я включала приемник.

- Понятно. Я... Я просто хотела узнать, понравилась ли тебе швейная машинка.

Я почувствовал зловещее щекотание на правой ноге и покрылся холодным потом. Больше всего на свете я боюсь и ненавижу пауков. Мерзкие отродья! Бр-рр! Если это паук, то все пропало - сейчас я заору благим матом и выскочу прямо на миссис Лейевски, перепугав беднягу насмерть - наверняка она никогда не видела необрезанных...

- Увы, нет, миссис Лейевски. Она не шьет зигзагом.

- Да, это ужасно, - посочувствовала старая ведьма.

Катись в постель, гнусная карга! Нет, это точно паук. Дюймов девяти в диаметре, мохнатый, кровожадный, с огромными челюстями...

- Что ж, Милли, спокойной ночи. Ты, наверно, была уже в постели?

- Да, - быстро ответила Милли. - Я немного устала и решила уснуть пораньше.

- Как я тебе завидую, - вздохнула старая мерзавка. - А я так страдаю от бессонницы. Буду опять читать до утра. - Снова скрипнула половица. Спокойной ночи, милая.

Проклятый паук пощипывал мои яйца!

- Спокойной ночи, миссис Лейевски!

Закрой же эту чертову дверь, Милли, мысленно орал я, пока этот чертов паук не отгрыз все мое достояние...

Услышав, что дверь закрылась, я зашептал:

- Скорее отодвинь кровать, Милли! Я не могу встать!

Милли отодвинула кровать и я, в чем мать родила, вскочил на ноги. Представляете? И тут я его увидел! Мерзкая, трепещущая, волосатая тварь, едва не отправившая меня в царство мрачного Аида, оказалась крохотным белым мотыльком величиной с ноготь муравья. Я почувствовал себя последним идиотом.

Милли закатилась в истерике, зажав рот ладонями. Слезы лились по щекам ручьями. Я был с ног до головы покрыт пухом, а одна, особо выступающая часть... Словом, мне было совершенно не смешно.

Я кое-как стряхнул с себя дурацкий пух и забрался в постель. Милли, хихикая, как ненормальная, заползла рядышком, то и дело зажимая рот, чтобы не прыснуть.

- Теперь тебе придется остаться на ночь, - давясь от смеха, прошептала она.

- Вот как?

- Ты против?

- Нет, конечно, но как, черт побери, мне удрать утром?

- В девять утра миссис Лейевски отправляется по магазинам. Как только она уйдет, путь свободен.

- А больше в доме никого нет.

Милли пожала плечами.

- Ее сын. Но он уходит в восемь.

- А ты во сколько?

- Тоже в восемь.

- Значит, мне придется целый час торчать тут в одиночестве?

Милли прыснула.

- Не бойся. Миссис Лейевски никогда ко мне не заходит. Комнату я убираю сама...