Продавец сладостей

По особенностям своего дарования Нарайан — сатирик; сатира его не навязчива, она словно «возникает» сама по себе из сдержанного и объективного повествования. Вместе с тем она всегда многопланова. «Продавец сладостей», в частности, не только сатира на тех, кто склонен бездумно восхищаться достижениями Запада, предавая забвению собственные многовековые традиции. Отношение Нарайана к двум сторонам этого конфликта — Джаган против Мали, Мальгуди против Запада — совсем не однозначно. Писатель далек от того, чтобы безоговорочно принимать любую из этих сторон. Мальгуди страшит его своей пассивностью, застоем. Запад — речь в первую очередь идет, конечно, о Соединенных Штатах — отталкивает своей «машинной» цивилизацией.

Нарайан — писатель широкого творческого диапазона и больших возможностей. Он пробует свои силы во многих жанрах. Роман, рассказ, эссе, путевые очерки, переложение древних национальных мифов — все удается ему.

Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.

Рассказы Нарайана широко раздвигают рамки мальгудийских хроник. Они начинаются с пустяка, с маленького, почти «семейного» анекдота и, постепенно ширясь, вбирают в себя все больше и больше жизни, человеческих судеб. Любящий муж пытается супружеской изменой спасти жизнь больной жены, наивно полагая, что ей грозит злонравие Марса («Седьмой дом»). Актер вынужден подчиниться деспотии режиссера даже в день своего рождения, когда дурные приметы и предсказания грозят, как ему кажется, самой его жизни («От дурного глаза»). Школьный учитель решает хоть день в году следовать правде и чуть не теряет вследствие этого работу («Подобна солнцу»). Эти рассказы, повествующие о коротких и на первый взгляд незначительных эпизодах, вырастают в яркие обобщения о жизни маленьких людей. Нарайан изображает своих героев со всеми их недостатками, заблуждениями, странными верованиями и причудами. Он улыбается их слабостям — его улыбке придают мягкость «невидимые миру слезы» даже самых смешных его рассказов. Враждебный мир поворачивается к маленьким героям рассказов Нарайана самыми грозными своими сторонами: голодом, нищетой, равнодушием, сословными и кастовыми запретами, болезнью, смертью. В рассказе «От дурного глаза» киностудия с ее механической «штамповкой» фильмов весьма близко воплощает идею этого прогресса, о котором мечтал в «Продавце сладостей» Мали. «Роман-машина», вывезенная Мали из Соединенных Штатов, несмотря на вполне реальные параллели, которые нетрудно увидеть в «массовой» продукции книжного рынка, все же принадлежит миру сатирического гротеска. Однако робот-режиссер, забравший под свою власть кинопромышленность, — это уже реальность сегодняшней Индии. Достаточно вспомнить, что по количеству «массовой» кинопродукции Индия занимает одно из первых мест в мире, обогнав многие индустриально развитые страны, чтобы понять: фантастическая мечта Мали на деле давно уже стала действительностью. Что это кино, а не литература, дела не меняет.

Гневным обличением собственнического мира звучит небольшой рассказ Нарайана «На полрупии». За подчеркнутой сдержанностью рассказчика, за каждой деталью встает социальное обобщение огромной силы. Рука заваленного мешками с рисом Сабайи с судорожно зажатой в ней монетой — это как бы итог жизни, прожитой в разрез всему, что есть радостного, человеческого, светлого. Важным дополнением к этому рассказу служит другой, названный нарочито нейтрально — «Другая община» — и посвященный проблеме религиозно-национальной вражды. Стремясь создать предельно обобщенную картину, Нарайан не называет ни города, ни дат, ни имен; он подчеркнуто избегает каких-либо реалий, могущих создать впечатление о его пристрастности. Его герой становится жертвой массовой истерии, охватившей обе общины, в которой, как кажется, невозможно найти виновных. Однако всей логикой своего повествования Нарайан указывает — это фанатики и политиканы, для которых человек давно перестал быть единственным мерилом ценностей.