Продавец снов

Наконец Харрис пришел. Втиснулся в полуоткрытую дверь боком. Вид у него был затравленный, глаза в смятении бегали, обшаривая Гейма и Ритца. Пиджак сидел на нем кургузо, галстук сбит набок. На мгновение Ритц почувствовал разочарование, до того пациент был ординарным. Не выдумка ли рассказ Гейма?

— Входите, — приветливо сказал Гейм, чуть приподнявшись в кресле. — Сегодня мы послушаем вас с коллегой. — Гейм кивнул в сторону Ритца.

Харрис слегка поклонился Ритцу и, волоча ноги, направился к креслу.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Гейм.

— Все так же, — ответил Харрис.

— Естественно, — согласился Гейм. — С одной встречи не определишь глубину и характер болезни. Вот я и пригласил на консилиум доктора Ритца.

Харрис взглянул на Ритца, перевел взгляд на Гейма.

— Пожалуйста, — сказал тот, — повторите коротко, на что жалуетесь. Для коллеги. Да и мне послушать небесполезно. Повторите ваши… э-э… видения. — Гейм внутренне содрогнулся при воспоминания о чудовищной мухе. Однако вида не подал и даже улыбнулся пациенту.

Ритц молча смотрел в лицо Харриса.

Тот улыбнулся и тоже посмотрел на Ритца внимательным и глубоким взглядом.

Что-то дрогнуло в душе Ритца: взгляд Харриса был пристален, внимателен, проникал в душу.

— Пожалуйста, — сказал он, лишь бы что-то сказать. Отметил, что Гейм сказал это слово раньше, и он, Ритц, как попугай, повторил его. Это разозлило Ритца, и он отвел глаза под взглядом Харриса.

— Хорошо, — сказал Харрис. — Я повторю.

Медленно, тусклым голосом — Гейму казалось, что пациент в еще более угнетенном состоянии, — Харрис повторил жалобы, о которых Гейм уже слышал. Иногда пациент останавливался на полуфразе, словно к чему-то прислушиваясь, раза два оглянулся через плечо. Гейм тоже оглянулся, чувствуя, что рассказ Харриса действует на него. Так бывает в лесу ночью, когда из-за каждого дерева ждешь чего-то и не знаешь, чего.

Ритц, наоборот, превратился в слух, не отрывал глаз от лица пациента. И этим, кажется, смущал Харриса, тот несколько раз дернул плечами, словно стряхивая с себя внимание Ритца. В такие мгновения речь его становилась замедленной, он выдавливал слова через силу.

«Что за человек? — думал Ритц. — Какое у него заболевание? Самовнушение, галлюцинации?» Мелькнула даже мысль, что Харрис отчаянный наркоман. Но нет, у наркоманов не такие глаза, не такой взгляд.

— Я хочу быть человеком. Обыкновенным человеком! — заключил свой рассказ Харрис.

— Ну, а эти… галлюцинации? — спросил Ритц, невольно ругая себя за жестокость и обнаженность фразы. Спокойствие боролось в нем с нетерпением, нетерпение прорвалось в этих словах.

— Галлюцинации? — переспросил Харрис, перевел взгляд с Ритца на середину стола.

Тотчас на столе появилось яблоко — краснобокое, свежее, от него так и пахнуло запахом сада. Рядом, на стопке бумаги, появился серебряный талер чеканки шестнадцатого века. Талер был массивным, тяжелым, бумага просела под ним, сморщилась по окружности.

— Такую монету я видел в музее, — сказал Харрис. Гейм и Ритц смотрели на талер, но он тут же исчез. Однако вдавленный круг на бумаге остался, и в продолжение последующего разговора Ритц поглядывал на круглое углубление, пока бумага постепенно не разгладилась.

Разговор велся вокруг яблока.

— Возьмите его, — сказал Харрис Гейму — доктор сидел в кресле вплотную к столу, яблоко было к нему ближе, чем к кому-либо другому.

Гейм потянулся к яблоку, взял его.

— Если бы нож… — сказал Харрис.

— У меня нож, — ответил Ритц, достал из кармана складной нож. — Разрешите? — протянул руку к Гейму.

Тот отдал яблоко и пошевелил пальцами, словно хотел стряхнуть с них что-то невидимое.

Ритц между тем взрезал яблоко, разделил его на три части. Долю дал Гейму, долю — Харрису. Третью долю поднес ко рту, откусил кусочек.

Яблоко, как и обещало на вид, было сочным и вкусным.

Харрис откусил от своей доли и, видя, что Гейм колеблется, сказал:

— Ешьте.

Они съели яблоко молча.

— Харрис! — спросил неожиданно Ритц. — Почему вы хотите лечиться? Это же великолепно: яблоко, талер! Так вы можете делать доллары, фунты?

— Могу, — отвечал Харрис.

— Чего же вам не хватает, черт возьми? — Ритц подался корпусом к Харрису.

— Не хочу, — сказал Харрис.

— Почему?

— Видите?.. — Харрис заголил руку. Ниже локтя багровели рубцы глубокого, едва зажившего укуса. — Гепард, — сказал он. Коротко добавил: — Во сне.

— Хотите сказать, — уточнил Ритц, — ваши… видения, — не подобрал он другого слова, — рождаются и во сне? Без контроля?

— Да, — кивнул Харрис. — Я не знаю, что может появиться через секунду. Это идет из подсознания.

— Как это получается, уточните.

— Так и получается, — ответил Харрис. — Само собой.

На секунду над столом повисло молчание.

— Психогенез? — обернулся Ритц к Гейму.

Тот согласился:

— Психогенез. Вещи рождаются движением души и воли.

— Не понимаю, чего же вам надо? Вы счастливейший из всех смертных! — воскликнул Ритц, глядя на Харриса.

— Я рассказывал доктору Гейму, — грустно улыбнулся Харрис, — об ампуле с цианистым калием…

— Забудьте все это! Бросьте! — убежденно говорил Ритц пациенту.

Харрис не переставал улыбаться.