Продавец троллей

— Тогда приходится приблизительно вычислять свое положение, исходя из того, каким было звездное небо, когда мы его в последний раз видели, и учитывая скорость, с которой мы плыли. Если звезды очень долго не показывались, по ним уже ничего не узнаешь, и тогда остается только спросить своего попугая. Ничего путного от него, конечно, не услышишь, но по крайней мере ты перестаешь все время думать о том, как это плохо быть в открытом море и не знать, куда тебя занесло. А так — чем черт не шутит, вдруг попугай знает, где мы находимся?

— Скажи, ты знаешь, в каком месте Средиземного моря мы находимся? — спросил Анри Кастанака.

— Под звездами, на воде, позади месяца, — важно изрек попугай, и все дружно рассмеялись, а «Элинор» между тем медленно-медленно подплывал по потемневшим волнам к африканскому берегу.

О моряках и попугаях

На следующее утро, едва встало солнце, заиграв во всем своем золотом великолепии на волнах Средиземного моря, «Элинор» уже проплыл вдоль длиннейшего мола, на котором, вероятно, стоял когда-то гигантский маяк, а затем вошел в Александрийскую гавань. У входа в порт весь фарватер кишел странными по форме речными судами, которые использовались для перевозки товаров вверх и вниз по течению могучей египетской реки Нил. Нильские парусники величаво скользили по воде — до того величаво, что иной раз невозможно было сказать, движутся они или стоят на месте. В их движении не было никакого порядка, и «Элинор», чтобы протиснуться в гавань, должен был то и дело уворачиваться, пропуская снующие взад и вперед суда. Бомстаф только поспевал выкрикивать команды стоявшему за штурвалом Гудвину и матросам, которые трудились не покладая рук, то и дело переставляя паруса каждый раз, как «Элинор» поворачивал то в одну, то в другую сторону. Им всем приходилось нелегко, потому что одновременно с командами Бомстафа раздавались приказы попугая, который вмешивался в работу своими инструкциями.

— Три румба лево руля! — кричал Бомстаф.

— И так держать, а затем бери право руля! — вмешивался попугай.

Хорошо, что хоть Гудвину хватило ума не слушать попугая, потому что, выполни он этот приказ, они раздавили бы по меньшей мере три нильских парусника, которые бестолково крутились с правого борта.

— Подтяни грот и береги голову, сейчас повернется гик! — приказывал Бомстаф.

— И отпусти грот, бери рифы на фок-мачте! — орал попугай.

Матросы Бомстафа не отличались сметливостью, один был туговат на ухо, поэтому команды попугая иногда сбивали их с толку. Хуже всего вышло, когда Кельвин отпустил гик с правого борта, а его брат Мельвин одновременно с ним отпустил его с левого. Так как Гудвин в то же время круто положил штурвал на левый борт, развернув корабль против ветра, гик с гротом вымахнул далеко за правый борт. Вслед за вылетевшим парусом из блоков вырвались шкоты, а Кельвин и Мельвин только разинули рты.

— Что вы наделали, сухопутные крысы? — кричал Бомстаф, бросившийся к ним со своего места на носу корабля. — У вас же все шкоты на гике повисли.

— Так ведь было приказано отпустить грот, — сказал Кельвин, у которого шкот вырвался из блоков.

— Да кто ж тебе приказывал его отпускать? — спросил Бомстаф. Даже на его лице выражение было сейчас невеселое.

— Кто-кто! Вроде бы попугай. Кажись, это он крикнул, чтобы я отпустил.

— ПОПУГАИ ему приказал! — воскликнул Бомстаф. — Хорошо же ты уважаешь своего капитана, ежели предпочитаешь слушаться указаний попугая! С каких это пор, спрашивается, глупый попка научился заводить суда в гавань?

— Ну, он же так уверенно приказал, — пробормотал озадаченный Кельвин.

Бомстаф только покачал головой, возвращаясь на свое место.

После этого небольшого недоразумения они благополучно и более или менее гладко вошли в гавань, следуя в основном указаниям Бомстафа. Сойдя на берег, вся компания: Гудвин и Анри, а с ними, разумеется, Гектор и верхом на его спине попугай — приступили к обходу всех городских базаров. Здесь, в Александрии, дорогу показывал Бомстаф, но даже он мог объясняться только с теми людьми, которые говорили по-английски. На базарах Бомстаф покупал травы и разные порошки, которых Гудвин и Анри никогда не видели и даже не слышали, как они называются. Бомстаф объяснил им, что некоторые из них — это пряности, которые служат приправой к пище, другие же считаются целебными и лечат от подагры и многих других недугов, которыми болеют люди в Англии.

— Жаль только, что нет такого лекарства, которое исцеляло бы попугаев от излишней болтливости, — сказал Бомстаф и рассмеялся. Наконец к нему вернулось хорошее настроение, испорченное неприятностями, которые пришлось пережить при входе в гавань.