Продавец ужасов

Он напрягал память, пытаясь вызвать из небытия образ девушки с таким знакомым голосом. На кастинг приходят десятки актрис, некоторые из них не брезгуют ничем, дабы попасть в кино…

– Тебя совесть замучает, что оставил меня умирать.

– Какую интригу ты плетешь, если продолжаешь врать и выкручиваться на краю гибели? Что у тебя на уме? Задумала срубить бабла за мой счет?.. Скоро тебе ничего не понадобится! Никакие деньги!.. Лавинский по твоей милости требует у меня фетиш, которого я в глаза не видел. Откуда мне взять то, чего нет?

– Достань. Ты не прибедняйся, Самбуров… Я кое-что о тебе разузнала. Должно быть, ты можешь вызывать духов, как твой предок…

– Тебе известно о Стефане? – опешил Илья.

Яна не успела ответить, как в третий раз заработал двигатель, раздались мужские голоса и топот ног. Кто-то орал и матерился. Лязгнуло железо, будто открылась дверь, ведущая в трюм, но свет не вспыхнул…

* * *

Лавинский засомневался, правильно ли он поступил, дав пленнику время на размышления. Может, стоило дожать Самбурова, заставить его выложить всю правду?

Если бы сложный и тщательно разработанный план не нарушило непредвиденное обстоятельство, он бы так и поступил. Но ему самому понадобилась пауза. Ирина исчезла из собственной квартиры; ее с трудом обнаружили по гаджету в захудалом отеле на окраине спального района Москвы, откуда ей в последний момент удалось ускользнуть. Ее смартфон валялся в номере на кровати, а самой женщины и след простыл. Потребуй Самбуров гарантий, что Ирина жива, и в доказательство попроси услышать ее голос по телефону, Лавинскому пришлось бы туго.

В начале он действовал с подачи Яны, но постепенно взял управление ситуацией в свои руки. Теперь ответственность за триумф или провал лежит на нем. Судя по настрою Самбурова, тот держит удар, прячет козыри в рукаве, блефует и надеется оставить противника в дураках.

«Я мог бы сослаться на плохую связь, но пройдоха-сценарист мне не поверит! – заключил Лавинский. – Спутниковую антенну никто не отменял. А у этого парня мозги, что надо. Он точно не лох».

Закусывая водку охлажденной икрой, молодой человек поперхнулся и в недоумении выругался. В каюте внезапно погас свет!

– Черт бы вас побрал, дармоеды, – проворчал он, нажимая на кнопку вызова персонала. – Вы что, взбесились сегодня? То двигатель зачем-то запускаете, то электричество у вас барахлит…

Секунду спустя Лавинский сообразил, что кнопка без электричества не работает, и пришел в ярость. Он рвал и метал, но никто не явился на его зов. Пришлось брать фонарь и самому идти по темному коридору в рубку. На лестнице, ведущей на палубу, он столкнулся с запыхавшимся растерянным матросом, и набросился на того с упреками.

– Что ты творишь, Гена? Вы с рулевым пьяные? Или обкурились? Почему свет пропал?

На яхте царил сухой закон и строгий запрет на наркотики, даже самые легкие. Все же иногда кто-нибудь из экипажа попадался то в нетрезвом виде, то под кайфом. Лавинский смотрел на это сквозь пальцы, потому что его команда состояла из преданных и проверенных людей, которые умели молчать. Он прощал им маленькие слабости.

– На судне кто-то есть, – понизив голос, сообщил матрос и смахнул рукавом пот со лба. – Кто-то еще, кроме нас… Видать, еще до выхода из марины спрятался на борту и куролесит…

– Что ты городишь?

– А что прикажете думать, хозяин? Кто-то проник в машинное отделение и несколько раз пытался запустить двигатель… При том, что судно стоит на якоре!.. Я спустился туда, а там – никого. И двигатель заглох… Потом опять двадцать пять!.. Мы с рулевым решили, что это диверсия…

– Ты в своем уме?

– Сколько человек на яхте? – продолжал Гена. – Пятеро? Вы, я, рулевой, барышня ваша, которая в трюме заперта, и этот… которого немой сюда доставил. Он из трюма выйти не мог! Я сам дверь за ним закрывал. Кто же тогда мотор запустил?

Матрос, который был не робкого десятка, дрожал как осиновый лист.

– Один раз двигатель заработал, когда мы с пленником беседовали в каюте, – сказал Лавинский. – Значит, это не он. А вы с рулевым чем занимались?

– В карты резались. Стоим на якоре, сна ни в одном глазу…

– Не сходится.

– Вот я и говорю, на судне кто-то прячется… Шестой!

– Член экипажа, который втихаря вернулся на борт? Это исключено. Я сам смотрел, как они спускались по трапу, и мы сразу же снялись с якоря. Догнать яхту вплавь нереально…

– И незаметно подобраться на шлюпке нельзя, – добавил матрос. – Вокруг открытая вода. Разве что когда совсем стемнело…

– Думаешь, немой вернулся? – предположил Лавинский.

– Зачем? Он вроде мужик серьезный… шутки шутить не любит.

– Вряд ли это штуки…

Мужчины стояли на участке лестницы, куда падал сумеречный свет из окна, и Лавинский выключил фонарь. Матрос зябко повел плечами и задрал голову, выглядывая на палубу. Солнце вставало из воды, из тумана на горизонте, обливая небо розовым золотом. Крик чайки прорезал тревожную тишину. Следом за ним что-то на судне заскрежетало и щелкнуло, словно яхта отозвалась на птичий голос.

– Черт! Ты слышал?