– Рана серьезная?
– Кажись, нет…
–
– В него… в диверсанта…
– Вы его видели?
– Ну… было темно… Мы шли, а тут… треск, стекло посыпалось… по ходу он витрину разбил…
– Кто? – со свирепым выражением лица прорычал Лавинский.
– Ну это… он, стало быть… вражина… Я со страху давай палить, рулевой тоже… а он в нас шлангом швырнул, потом огнетушителем… и дал деру…
– Где рулевой, Гена? – ледяным тоном осведомился хозяин. – Он жив?
– Жив, конечно… б-был жив, когда я уходил, – заикаясь, доложил матрос. – А сейчас бог знает, что с ним…
– Значит, диверсанта вы упустили? И тот свободно бегает по палубе! Слышал грохот? Что он там натворит, одному богу известно!
– Мы за ним погнались… но… Рулевой сгоряча боли не чувствовал, а когда у него рукав промок… Короче, плохо ему стало. Я его в каюте уложил, оружие при нем… Рану полотенцем перевязал, как мог…
– Кровоточит сильно?
– Не очень. По-моему, царапина неглубокая… Ему еще огнетушителем по голове досталось. Пострадал, бедняга…
– А твое оружие где? Посеял, растяпа?
– Вот… – Гена, бледный как полотно, достал из-за пояса пистолет и показал Лавинскому. – В целости и сохранности. Я разок пальнул со страху, и всё…
– Хорошо. Кто-то из вас попал в диверсанта?
– Какое там, – понуро протянул Гена. – Он юркий, скользкий как угорь… метнулся прочь, только засвистело за ним…
– Вы хоть рассмотрели его? Как выглядит? Рослый?
– Вроде здоровый бугай, – неуверенно проговорил матрос. – Огнетушитель как пушинку бросил. Зверь!
Лавинский опустил пистолет, взял Гену свободной рукой за грудки и встряхнул.
– Огнетушитель весит всего ничего. Очнись, парень! А то тебе пожарный шланг Змеем Горынычем покажется!
– Извините, Эдгар Филипыч… я это… правда не в себе…
– Вспомни, как выглядел диверсант. Хоть что-нибудь! Одежда, волосы, усы, борода…
– Не могу сказать, – виновато пробормотал матрос. – В темноте все кошки серы.
– Что делать будем? Рулевой, насколько я понял, вышел из строя… остались мы с тобой. Как этого хитрого вражину ловить?.. Ладно, пошли наверх, посмотрим, что за зверь такой на яхте завелся…
Тень в дверном проеме больше не появлялась. Снаружи доносился то ли хруст веток под ногами, то ли ворчание бездомной собаки. Эхо на пустыре сильно искажало звуки, а в бетонном мешке, где прятались беглецы, и подавно не разберешь, что происходит на воздухе.
– Я выйду осмотрюсь, – прошептал Артеменко. – Надо выяснить, кто здесь бродит. Надеюсь, мы не привели за собой «хвост»…
– Тс-сс, тише! – шепотом взмолилась Ирина. – Неужели, нас обнаружили?
– Я разведаю, с кем мы имеем дело. Если с местной шпаной, ничего страшного. Я умею находить с ними общий язык.
– А если нет?
– Тогда придется искать другое убежище.
Сыщик строил самые мрачные предположения, но не собирался пугать Ирину. Она и так дрожит.
– Я пойду с тобой, – прошептала она, вцепившись в его руку.
– Нельзя. Оставайся здесь и жди. Я быстро…
Ирина почувствовала приближение панической атаки и полезла в сумочку за таблетками.
– Мне плохо. Я сейчас упаду…
Она прислонилась к стене, сунула таблетку под язык и закрыла глаза. В голове звенело, ноги подкашивались. Ей было очень неловко за себя перед детективом.
– Ну, как ты? – встревожено спросил он. – Могу я на несколько минут отлучиться?
– Да… только ненадолго…
– Я сейчас вернусь. Ничего не бойся. Я рядом…
Артеменко осторожно выскользнул наружу. Пустырь был залит утренним солнцем, в кустах щебетали ранние пташки. Между останками кирпичных построек и бетонными заграждениями густо зеленела поросль. Картину разрухи маскировало буйство природы, но эта безмятежность была обманчива.
Сыщик терпеливо ждал, пока в поле зрения вновь появится мужская фигура. И дождался. Человек во всем черном показался возле ангара, нырнул в кусты, вышел на вьющуюся по пустырю тропинку и двинулся в сторону заброшенных складов. Артеменко крадучись догнал его, нанес удар по шее, и тот рухнул на землю, как подкошенный.
Быстро обшарив карманы незнакомца, он нашел телефон, складной нож и пачку сигарет. Парню было на вид около двадцати пяти. На пьяницу или наркомана не похож: одет чисто, лицо побритое, на руках нет ни наколок, ни следов от инъекций. Но зачем приличному человеку ни свет ни заря шляться по пустырю?
Связать подозрительного субъекта было нечем. Артеменко отволок его с тропинки в заросли и похлопал по щекам, приводя в чувство. Тот шевельнулся, застонал и расплющил веки.
– Ты один или с сообщниками?
Парень вытаращил глаза и сделал попытку вскочить, но был отправлен в нокдаун и скорчился от боли.
– Не дергайся, – предупредил Артеменко. – И все будет норм.
– Что… тебе… надо?
– Ты один?
– Да…
Сыщик был настороже, но кроме птичьего гомона и шума листьев ничего не слышал. Безлюдье, пыль, камни, бетон, кучи мусора и развалины, за которыми легко затаиться – такова была декорация к этой сцене насилия.
– Что ты здесь делаешь?
– Я… просто гуляю… – выдавил парень. – Отпусти!.. У меня… нечего грабить…
– Хочешь остаться здесь навсегда? – злобно прищурился Артеменко.
– Нет…